Мы не сеем, мы не пашем, с колокольни хером машем. (с)
Интернеты!!!!1111
Их есть у меня.
__________
И сразу фикофлуд.
Название: снова нет.
Автор: _Musashi_
Фэндом: Eyeshield 21
Пейринг: Хонжо-сан/Така
Жанр: romance, как-то так.
Рейтинг: R
От автора: и плевать, что любителей Таки и Хонжо-сана можно пересчитать по пальцам одной руки.Х) Главное, что автор это уже почти допейсал.
ЧейтатьСнова возня под боком, совершенно невозможно спать.
Хонжо-сан лежал и смотрел в темноту уже больше получаса. Ну что ты будешь делать… Его сон никогда не отличался особой чуткостью, благо, с нервами у Хонжо-сана было все в полном порядке, но сегодня ночью это было просто издевательство какое-то.
Така шумно вздыхал, крутился с боку на бок, иногда вставал с кровати и застывал на фоне окна печальной камеей.
Хонжо-сан уже всерьез подумывал, а не отправить ли сына к себе в комнату – завтра была четверть финала, а приходить на игру не отдохнувшим Хонжо-сан просто не мог себе позволить.
Вообще Така часто спал беспокойно, Хонжо-сан только удивлялся, откуда такая нервозность. Сам он в семнадцать лет спал, как убитый, и до сих пор понятия не имел, что такое бессонница. Собственно, именно эти проблемы его сына – а еще то, что Хонжо-сану было просто-напросто лениво среди ночи вставать к маленькому ребенку – и стали причиной тому, что Хонжо-сан стал укладывать его спать вместе с собой.
За долгие годы оба привыкли – места с лихвой хватало обоим – и даже теперь, когда внезапно вспрыгнувшая кошка уже не могла напугать Таку до слез, он все равно иногда продолжал приходить к отцу. И, надо сказать, на огромной кровати Хонжо-сана его сын ночевал с ним гораздо чаще, чем его боевые подруги.
Иногда, когда на Хонжо-сана нападало лирическое настроение, он тосковал по поводу того, что после развода так и не обзавелся более или менее постоянной женщиной. Но после нескольких стопок коньяка он говорил себе, что у него еще все впереди и он мужчина, хоть куда, и снова забывал об этом на неопределенно долгий срок.
Хонжо-сан с кряхтением сел на кровати и сердито дернул выключатель.
Така, маячивший у окна, вздрогнул и обернулся – судя по всему, он был уверен, что отец спит.
- Папа, ты чего встал?
Хонжо-сан рассеянно потер сизую от щетины щеку:
- С тобой поспишь… Ну чего ты маешься? Принести тебе молока с медом? Говорят, успокаивает.
Така покачал головой:
- Нет, спасибо. Я пойду к себе, не хочу тебе мешать, - и посмотрел на Хонжо-сана печальными глазами.
Удар ниже пояса.
Хонжо-сан вздохнул – он прекрасно знал, что когда его сын так смотрит, значит, ни в коем случае нельзя его отпускать. Иначе минимум неделю тот будет дуться, даже если первопричина дурного настроения самоустранится. Когда Така на самом деле хотел поразмыслить над своими проблемами в одиночестве, он делал это тихо, так, что Хонжо-сан даже и не всегда замечал. Но если давал понять – это было крайне редко - что что-то не в порядке, то игнорировать было себе дороже.
Вот такой вот у него был трудный ребенок.
- Сынок, иди сюда, - Хонжо-сан с ногами взобрался на кровать и похлопал по простыням рядом с собой. Устроил подушку в изголовьи так, чтобы было удобно сидеть и выжидательно посмотрел на Таку.
Тот потоптался пару мгновений, но потом нырнул под бок к Хонжо-сану, устроив голову ему на плече. Хонжо-сан в который раз только удивился тому, как… компактно всегда размещался рядом с ним Така – словно собирались две половинки паззла. В какой бы позе они не засыпали, в бок Хонжо-сану никогда не упирались ни локоть, ни колено, и даже длинные волосы, которые Така никогда на ночь не подкалывал, не лезли ни в рот, ни в глаза.
Вот и сейчас присутствие рядом другого человека ощущалось только по теплу да по ощущению легкого дыхания – снова никаких неудобств. Хонжо-сан улыбнулся и подумал о том, что некоторым его подругам такое свойство отнюдь не помешало бы.
- Ну давай, рассказывай, что случилось, - Хонжо-сан обнял сына за плечи и уткнулся ему в макушку, подышав в волосы.
Спать все равно уже не получится – вставать через три часа. Так хорошо было бы хоть разобраться с проблемами сына, чтобы вечером, когда тот вернется из школы, не было напряженного молчания и подчеркнуто-внимательного взгляда в книгу.
- Папа, я должен с тобой серьезно поговорить.
Хонжо-сан не видел, но был уверен, что Така решительно поджал губы.
«Та-а-ак… Случилось что-то плохое, раз надо не просто поговорить, а поговорить серьезно…»
В последний раз, когда Така начал разговор с этой фразы – это было несколько лет назад – выяснилось, что на тренировке за день до соревнований кто-то подсыпал Таке в обувь битого стекла и щелочи. А позже оказалось, что непосредственно перед соревнованиями старший брат одного из участников грозился переломать Таке ноги, если тот прыгнет дальше, чем один из его соперников.
Така выступил даже лучше, чем все ожидали, побил собственный рекорд, прыгнув на семь сантиметром дальше, чем обычно, а после награждения, не взирая на злобные взгляды поверженного противника, пошел прямиком на трибуну к отцу и все ему рассказал.
В тот раз все кончилось хорошо – агрессора вместе с его братом отстранили с волчьим билетом от участия в спортивных состязаниях, а перед обоими представителями семейства Хонжо долго извинялись.
«Боже, ну что такое стряслось… Может быть, его девушка забеременела, и хочет, чтобы Така на ней женился?» - Хонжо-сан подумал сразу о самом плохом, но потом вспомнил, что девушки у его сына нет, и успокоился.
- Мне… Мне нравится один человек, - голос Таки прозвучал глухо.
Хонжо-сан поднял брови:
- Ну, сынок, значит пришло время. В этом нет ничего страшного, и бояться или стесняться тебе нечего. Ты с ней уже говорил? - он улыбнулся.
Иногда Така, сам того и не подозревая, был очень милым.
- Все не так просто, - в голосе зазвенели нотки раздражения, и Хонжо-сан поспешно спрятал улыбку.
Ах, дети… Они всегда принимают все так близко к сердцу. Хотя и первая любовь просто обязана быть несчастливой, Хонжо-сан был рад за сына – все-таки это прекрасные ощущения, а когда выяснится, что девушка либо занята, либо позднее объявит Таке, что уходит к другому, он, Хонжо-сан, будет рядом, чтобы утешить своего ребенка. Ведь зачем еще нужны родители, кроме как для того…
Пасторальные размышления были прерваны все такой же глухой репликой:
- А с чего ты взял, что это она?
Хонжо-сан замер, как суслик в свете фар.
- А..? Что… Что ты сказал?
Така поднял голову от отцовского плеча и мрачно посмотрел на Хонжо-сана:
- Папа, ты же не глухой, ты прекрасно слышал, что я сказал.
И снова опустил голову – спрятался…
«Обожемой...»
- Тебе… нравится мальчик?
Хонжо-сан почувствовал себя идиотом. Его сын влюбился в парня.
Обожемой.
Мыслей в голове не было никаких – Хонжо-сану казалось, что ему за шиворот опрокинули стакан ледяной воды. Появилось странное чувство, будто бы его… предали? Но Хонжо-сан поспешил тут же от него избавиться. В конце концов, Така не виноват в том, что так вышло. Какая разница, в кого он там влюбился – хотя Хонжо-сан и поймал себя на мысли о том, что несчастный исход первой любви своего сына он будет ждать как манны небесной. Не то, чтобы он что-то имел против представителей своего пола, которые отдавали предпочтение мужчинам, но своего сына в этой роли он никогда не представлял, ему даже в голову не могло прийти, что все может так обернуться…
«Он все равно мой сын, кто бы там ему не нравился. И он не обязан встречаться с теми, с кем мне хотелось бы его видеть. Я все равно его люблю, это… это не сделает его хуже.»
Хонжо-сан крепче обнял Таку и уж, было, собрался произнести ободряющую речь, как Така снова подал голос:
- С чего ты взял, что он мальчик?
Застыв с раскрытым ртом, Хонжо-сан вяло подумал о том, что к утру у него наверняка прибавится седых волос.
- А кто же тебе нравится? Какие еще варианты? Это гермафродит? Транссексуал? Маленькое пушистое животное? – он слабо усмехнулся и подумал о том, что самое страшное уж точно позади. Ничего хуже этих новостей и придумать было нельзя, так что Хонжо-сан испытал чувство, близкое к облегчению – больше его ничего не испугает.
- Это взрослый мужчина. Гораздо старше меня…
Хонжо-сан почувствовал, как ресницы Таки защекотали ему плечо – Така закрыл глаза.
- Прости, сынок, но мне все это очень не нравится.
При мысли о том, что какой-то старый извращенец будет лапать его сына, у Хонжо-сана вскипела кровь, и он напрягся, крепче прижимая Таку к себе.
Это было просто кошмаром всех отцов.
- Даже более того, я категорически против того, чтобы ты с… этим человеком заводил какие-либо отношения.
«Если сейчас он мне скажет, что поздно, и отношения уже поимели место быть, у меня случится сердечный приступ…»
- Не переживай, ему не нравятся парни, - Така повел голыми плечами, чуть высвобождаясь, и поднял голову. – Да и тип ему, похоже, нравится совсем другой. Что-нибудь знойное и смуглое, - скучным голосом закончил он.
Хонжо-сан потихоньку переводил дыхание.
Судя по обреченному тону, Таке ничего не грозило – это была хорошая новость. А плохая новость была такова, что Така, похоже, действительно расстроен. И усугублять его настроения своей посветлевшей от облегчения физиономией Хонжо-сану совсем не хотелось. Поэтому он изо всех сил постарался сделать понимающее и серьезное лицо.
Получилось неплохо – Така, судя по всему, поверил, и теперь с каким-то непонятным выражением смотрел на Хонжо-сана. В голове у последнего уже – в который раз за эту ночь! – складывалась целая речь, но тут Така снова заговорил:
- Но знаешь, папа, он все равно… самый лучший. Мне будет нелегко, если я его потеряю, но знаешь, я готов рискнуть, - Така напряженно и пристально посмотрел на отца, и тому отчего-то стало не по себе. – Потому, что если мне повезет… - он не договорил, а Хонжо-сан не успел додумать мысль о том, что он и не подозревал, что его сын может быть таким разговорчивым.
Неожиданно Така обнял его за шею, почти повис, вдавливая в изголовье кровати… а потом прижался губами к его губам, крепко поцеловав. Чуть прикусил, и совсем по-взрослому наклонив голову набок, скользнул языком по крепко сцепленным зубам Хонжо-сана.
Тот – то ли от неожиданности, то ли от растерянности – приоткрыл рот, и поцелуй окончательно перешел все грани приличия.
Где-то на краю сознания вяло трепыхалась мысль о том, что он, Хонжо-сан, взасос целуется с собственным сыном, но он нашел в себе силы не отталкивать Таку. Сердце кольнуло острой жалостью – уж больно отчаянно тот прижимался.
Хонжо-сан мягко опусти ладонь на затылок Таки, трогая и поглаживая волосы. Спокойнее, тише… Как всегда, это сработало безотказно – у Хонжо-сана тоже были свои секретные приемы. Така, погрязший в своих переживаниях и явно не ожидавший, что его обнимут в ответ, сразу растерял весь свой отчаянный напор.
Разомкнул поцелуй и отвернулся. Но остался сидеть на месте, хотя уже мог бы взвиться и выскочить из комнаты.
Хонжо-сан смотрел на его затылок, на узкую спину и цепочку позвонков, смотрел и понимал, что если сейчас что-нибудь не скажет, то просто захлебнется от жалости. И конечно же все испортит – его глупый сын, начитавшийся книжек, еще не понимал, что в жалости нет ничего унизительного.
- Я тебя люблю, сынок. Очень люблю, ты же знаешь… - неловко начал Хонжо-сан и замолчал, услышав вздох.
- Я все понимаю, папа. На самом деле, я ожидал другого. Что ты накричишь на меня, или что-то в этом роде, - Така помолчал.
– Но ты оказался даже лучше, чем я думал, - и совершенно неожиданно улыбнулся. – Спасибо, мне намного легче.
- Что я еще могу для тебя сделать, сынок? – Хонжо-сан внезапно подумал о том, что все не так уж и страшно. А дальше думать побоялся, ибо сегодня ночью все, о чем он думал, сбывалось с точностью до наоборот.
- Кое-что можешь. Скажем, попробовать посмотреть на меня… под иным углом, - Така искоса глянул на отца тусклыми от недосыпания глазами.
Хонжо-сан неожиданно почувствовал, что он смертельно, невыносимо устал. До подъема были еще два часа – целых два часа, которые можно было провести, закутавшись в одеяло и провалившись в самый глубокий предрассветный сон.
Посмотреть под другим углом. Нет, не так – попробовать посмотреть под другим углом. Ключевое слово «попробовать». Почему нет? Можно. Совершенно бесплодная и заведомо проигрышная попытка, чистой воды формальность.
И правда, почему нет?
«Ну вот и прекрасно…»
- Хорошо, Така. Я обещаю, что постараюсь, - он устало потер переносицу. – А теперь иди к себе, мне надо поспать перед игрой. И…
Мысль до конца оформилась едва ли не позже, чем Хонжо-сан ее озвучил:
- …и завтра днем собери вещи, вечером мы улетаем в отпуск. Нам надо отдохнуть.
***
Хонжо-сан сидел на выглаженном гостиничном покрывале и смотрел, как Така разбирает сумку. Аккуратно вынимает сложенные вещи и раскладывает их по кровати – потом они отправятся в шкаф, каждая вещь на отдельную вешалку.
Он смотрел, как Така заправляет за ухо волосы – жест, который не менялся у него с четырехлетнего возраста, менялась лишь длина волос и выражение лица. Смотрел, как тот переступает длинными ногами, перешагивая через сумку, как наклоняется за очередной вещью, как задирается у него майка и обнажается полоска кожи над ремнем джинсов. Смотрел и с каждой минутой чувствовал себя все более и более беспомощно.
Дать обещание было не сложно, в тот момент, когда сын смотрел на него несчастными, больными глазами, Хонжо-сан был готов пообещать ему звезду с неба, только чтобы тот перестал так скорбно поджимать губы. Но теперь…
Хонжо-сан тяжело вздохнул и честно попытался сосредоточиться на чем-нибудь… эротическом.
Волосы. Волосы – это красиво, они приятно пахнут и их можно перебирать, гладить, зарываться в них пальцами… Перед глазами почему-то появилась знойная брюнетка в алом из рекламы шампуня. Хонжо-сан на нее разозлился и попытался прогнать, но как он не старался, образ не уходил. Все попытки представить, как он проделывает все эти манипуляции с волосами Таки оканчивались лишь чувством неловкости и не к месту всплывшим воспоминанием о том, как в младших классах Таке в волосы залепили жвачкой.
Ладно, с волосами не получилось… Дальше, видимо, по списку должна была идти грудь.
Так, грудь.
Ее нет.
«Следующий!»
Что там должно быть дальше? Задница? Она вызывала еще меньше эмоций, чем отсутствующая грудь.
Части тела заканчивались, а Хонжо-сан так до сих пор и не обнаружил в себе хоть какие-либо признаки заинтересованности.
Спина.
Хонжо-сан обрадовался. Обычно женские спины, гладкие, узкие, с тонкой полоской кружевного белья сильнее всего будоражили воображение. Така как раз распрямился и застыл, глядя в окно – видимо, пытался вспомнить, не забыл ли он дома чего важного.
Хонжо-сан впился глазами ему между лопаток. Прошла секунда, другая, третья…
Образ длинной, гибкой и смуглой спины последней подруги Хонжо-сана решительно вытеснял острые плечи и бледную поясницу Таки. Через несколько мгновений места для последнего в воображении Хонжо-сана не осталось, и он отвел глаза, окончательно сдавшись.
Абсолютно, совершенно, стопроцентно неэротично.
Хонжо-сан окинул Таку последним взглядом в надежде на то, что он упустил что-то принципиально важное. Шея, волосы, руки, ноги, даже прозрачный пушок на крестце – все это было таким родным, таким своим, таким обыденным и близким, что думать в каком-либо ином аспекте не получалось категорически. Максимум, чего хотелось – это обнять покрепче, потискать в приступе родительской любви и умиления и взъерошить волосы. И все.
Но это было совсем не то, чего хотелось бы его сыну… Почему-то от этой мысли стало грустно.
Хонжо-сан уныло посмотрел в окно. Там было солнечно и тепло, крики детей было плохо слышно, но он не сомневался, что те орали во всю глотку. Если бы Хонжо-сану было десять, и он в такой замечательный летний вечер оказался бы на берегу моря, то наверняка он бы тоже орал от радости и сидел бы в воде до посинения. Как и каждый нормальный ребенок. Нет, не нормальный – обычный. Хонжо-сану не нравилось думать о своем сыне как о ненормальном, слово «необычный» было ему по душе значительно больше. Да и Таке подходило гораздо лучше.
Ни в шесть, ни в десять, ни в тринадцать Така не был обычным ребенком. Иногда Хонжо-сан сомневался, был ли тот ребенком вообще – сколько он помнил Таку, тот всегда, даже из колыбели смотрел на него внимательным, воистину орлиным взглядом, серыми глазами своей матери. Временами Хонжо-сану становилось жутковато – словно его бывшая жена оставила после себя маленького шпиона, так отчаянно на нее похожего, как только может быть похожа мужская особь на женскую. Правда, выяснилось это позже, когда Така стал больше походить на взрослого человека – все младенцы для Хонжо-сана были на одно лицо, своего в родильном доме он узнавал только по светлым глазам да по бирке на руке.
Где-то лет до двух Хонжо-сан относился к ребенку с некоторой опаской, но когда поведение того стало отдаленно напоминать поведение разумного человека, папа успокоился и наконец-то осознал до конца, что этот человечек теперь еще много-много лет будет с ним. И это было здорово.
Бывшая жена долго не появлялась и не давала о себе знать. Но как-то в утренней газете Хонжо-сан прочитал сообщение о свадьбе какого-то крупного деятеля на молодой и невозможно красивой и знатной женщине. На фото лощеный красавец чинно держал под локоть мать Таки – та улыбалась в кадр одними губами, и Хонжо-сан тут же по привычке снова остро почувствовал себя неуклюжим, грубым и неотесанным простолюдином из рабочей семьи. Который ни черта не понимает ни в книгах, ни в кино, ни в живописи, ни, в конце концов, в женщинах.
Невольно стало радостно от мысли о том, что бесценное сокровище теперь будет лелеять другой, и Хонжо-сан с наслаждением выбросил газету, от всей души пожелав бывшей жене удачи в личной жизни.
Но чем взрослее становился Така, тем отчетливей Хонжо-сан понимал, что от Минако так просто избавиться не удалось. Она смотрела на него из глаз их сына, точно также складывала его губы в презрительную гримасу, и чем старше Така становился, там яснее она давала понять, что между ним и его отцом пропасть едва ли не так же велика, как и пропасть между Минако и Хонжо-саном.
Но между Такой и его матерью было одно принципиальное различие – если Минако Хонжо-сана не любила, то для Таки в детстве весь мир был сужен до размеров того расстояния, которое отделяло его от отца.
С возрастом это ушло, ибо отчуждение – это непременный атрибут взросления, но Хонжо-сану чем дальше, тем больше казалось, что Така никогда и не был ребенком в общем понимании этого слова, так что велика была вероятность того, что его выбор с самого начала был сознательным.
Да и к тому же вопрос об отчуждении был весьма спорным – с тех пор как вскрылась маленькая тайна Таки, он стал гораздо более расслабленным в обществе Хонжо-сана, и все реже утыкался в книгу, когда они были наедине. Хонжо-сан предполагал, что Така просто-напросто опасался, что выдаст себя, если не замкнется, и не будет тщательно отфильтровывать каждое слово и каждый жест.
С одной стороны новость о том, что его сын воспылал к нему не совсем сыновними чувствами, была для заядлого оптимиста Хонжо-сана хорошей – выходит, Така от него и не думал отдаляться, а, значит, чужими людьми они не стали, но вот с другой стороны…
Об этой стороне этого нового к себе Хонжо-сан старался не думать – ему становилось не по себе от целого ряда неразрешимых вопросов. Нет, скорее всего, разрешимых – Хонжо-сан каждый раз призывал весь свой оптимизм, чтобы напомнить себе, что неразрешимых проблем не бывает, и что из любой ситуации, как гласил его любимый плакат с жабой и цаплей, всегда есть, по крайней мере, два выхода…
- Пап, ты заснул?
Хонжо-сан вздрогнул и очнулся.
Така стоял, склонившись над ним, и кончики его волосы щекотали колени – Хонжо-сан по приезду первым делом переоделся в шорты и гавайскую рубашку. А что, отпуск, так отпуск.
- Да так, задумался, не обращай внимания, - Хонжо-сан привычно улыбнулся. – Ну что, ты долго еще возиться будешь? Может, пойдем купаться?
Така посмотрел на него долгим взглядом:
- Знаешь, папа, мне кажется, что мы поменялись ролями. Хорошо, пойдем, только долго в воде не сидеть и без кепки на солнце не выходить, - он засмеялся.
И если бы на этом остановился, то это были бы для Хонжо-сана самые счастливые мгновения за весь день.
Но Така поднял ресницы и посмотрел на него таким откровенным взглядом, что у того пропали последние сомнения в том, что сейчас Така от него хочет. А хотел он, по всей видимости, чтобы его поцеловали. В лучшем для Хонжо-сана случае.
Хонжо-сан смотрел в бездонные черные зрачки и отчаянно желал, чтоб сейчас в дверь постучала горничная, зазвонил телефон или, на худой конец, объявили воздушную тревогу – хоть что-нибудь, что бы позволило ему отодвинуться подальше и спрятаться от этого взгляда.
Така помедлил еще несколько мгновений, а потом подался вперед – Хонжо-сан едва сдержался, чтобы не зажмуриться – и неожиданно положил Хонжо-сану подбородок на плечо. Буквально на секунду, но Хонжо-сан уже с огромным облегчением обнял его и мысленно обругал себя за клевету.
Така обещал, что не будет его торопить, и повода усомниться в его словах он не давал.
В голове мелькнула мысль о том, что можно было бы растянуть этот период на неопределенно-долгое время, а потом, глядишь, и все пройдет само. Идея была прекрасная – если бы на месте Таки был кто-нибудь другой.
Хонжо-сан потрепал Таку по макушке и отпустил. Сейчас все было хорошо, погода была прекрасной, море - теплым, а небо – голубым. И не было никакого настроения думать о насущных проблемах.
Он мягко отодвинул Таку, придерживая того за плечи:
- Ну что, на пляж?
Така кивнул и отступил.
Хонжо-сан даже и не заметил, что он уже не улыбался.
***
Все приморские курортные города по сути своей были одинаковыми. Будь они хоть в Европе, хоть в Америке, хоть в Японии, набор развлечений везде был примерно одним, различаясь лишь ценовой категорией и иногда местным колоритом – в конце концов, надо же было чем-то завлекать иноземных туристов.
Этот городок больше всего напоминал Хонжо-сану Майами – развязная атмосфера и полное отсутствие европейской прилизанности и чопорности. Для полноты картины не хватало только покачивающихся пальм, но почему-то Хонжо-сан был уверен, что шустрые держатели гостиниц и ресторанов вкупе с городской администрацией в скором времени эту проблему решат. Выведут какой-нибудь устойчивый сорт или что-то в этом роде – в ботанике Хонжо-сан совершенно не разбирался. Или может быть изобретут газоны с подогревом – познаний в механике у Хонжо-сан хватало ровно на разобрать и собрать кухонный комбайн. Ну и, возможно, постоять с умным видом над капотом машины.
И ресторанчики, нагло толпящиеся едва ли не на линии прибоя, тоже были похожи друг на друга – тут уже даже в меню не было особых различий, владельцы стремились угодить как можно большему количеству туристов, посему в Америке можно было поесть отлично приготовленных роллов, а в Японии угоститься чем-нибудь из мексиканской кухни.
Хонжо-сан листал меню, машинально провожая взглядами стройные женские ноги под полупрозрачными парео. Это было еще одной причиной, по которой Хонжо-сан любил курортные городки – количество красивых девушек просто зашкаливало, а если при ближайшем рассмотрении обладательница восхитительных ножек, ягодиц и груди оказывалась… не такой уж и восхитительной, то глоток алкоголя с легкостью сглаживал все недостатки.
Зажмурившись от удовольствия, Хонжо-сан потянулся так, что пластмассовый стул под ним заскрипел.
- Тут здорово, правда, Така?
Така, аккуратно расправляющий салфетку, кивнул. От него веяло такой воистину английской чопорностью, что Хонжо-сану стало скучно.
Может, надо было отвезти сына в Европу на какие-нибудь воды? Раньше, лет эдак сто назад, все уважающие себя молодые люди ездили на воды. Хонжо-сан понятия не имел, чем они там занимались, но почему-то он бы уверен, что Таке бы такое времяпрепровождение пришлось бы по душе.
«Господи, какой я идиот. Вот, сын на меня обиделся…»
Но Хонжо-сану и в голову не могло прийти, что в его предложении сходить и поужинать Така умудрится усмотреть намек на, страшно сказать, свидание.
Честно говоря, Хонжо-сан и не понял бы, если бы Така эффектно не возник на пороге комнаты в белом костюме. Хонжо-сан, развалившийся на кровати в своей гавайской рубашке и каких-то диких шортах, как-то особенно остро осознал, что, кажется, они с сыном друг друга снова недопоняли.
И все бы ничего, если бы Хонжо-сан знал в этом городе хоть одно место, в котором тонкий вельветовый костюм смотрел бы уместнее, чем дурацкая рубашка и цветастые шорты на резинке. Но таких мест поблизости не оказалось, и после третьего круга по близлежащим кварталам Хонжо-сан, окончательно изнемогший от жары и пристального взгляда Таки, свернул в первое попавшееся кафе на широкой набережной, переходящей в пляж.
И вот, теперь они сидели за утлым пластмассовым столиком, и Така аккуратно общипывал листики салата – то ли от брезгливости, хотя местечко было чистенькое, и ничего такого страшного в куске хорошо прожаренного мяса Хонжо-сану не виделось, то ли просто оттого, что во время их блужданий есть Таке расхотелось.
Сам Хонжо-сан свой ужин уже давно съел, и теперь пил холодный чай. Чай был неплох, но Хонжо-сану хотелось пива – сидеть со стаканом чая было как-то даже неприлично, тут пили все. Малолетний американец лет пятнадцати с жалостливым высокомерием поглядывал на Хонжо-сана поверх своего бокала с пивом и похохатывал – то ли над Хонжо-саном, то ли просто так – вместе с юной грудастой красавицей в парео.
Нет, на самом деле, пили не все. Вот, скажем, Така не пил. И всем своим видом не советовал пить отцу. Иногда Хонжо-сану казалось, что Така вообще еще не притрагивался к алкоголю, хотя и верилось в это с большим трудом, особенно если исходить из собственного опыта.
Хонжо-сан посмотрел на море – оно золотилось огнями с набережной. Сейчас было славное время для купания – вечерний воздух прохладный, а вода, наоборот, теплая, нагретая за день. Пляжи были почти пустые – десятка три любителей ночных купаний не в счет - все отдыхающие накупались за день, и теперь разбрелись по городу в поисках развлечений.
О том, чтобы пойти купаться, можно было даже и не мечтать – пойти один Хонжо-сан не мог, это ведь была в конце концов… особая поездка, а Така даже днем к полосе прибоя подходил без особого энтузиазма, хотя и отлично плавал.
- Пойдем отсюда, - Така проводил презрительным взглядом американца, зигзагами направляющегося к выходу. Его дама осталась сидеть за столиком – видимо, кавалеру стало душно, и он пошел подышать свежим морским воздухом. Хонжо-сан с некоторым злорадством подумал о том, что мальчишке сейчас должно быть очень скверно. Так ему и надо, пусть учится пить.
- Да, конечно, - Хонжо-сан сунул под угол тарелки две купюры, там с избытком должно было хватить и на оплату счета, и на чаевые.
– Извини, я… что-то не подумал, что тебе здесь может не понравится.
Они оба прекрасно знали, что Хонжо-сан врет – тот понял это по тому, как у Таки дернулся угол рта. Но почему-то Хонжо-сан чувствовал себя виноватым и испытывал острое желание сказать хоть что-нибудь, только чтобы Така ответил, не молчал всю дорогу до номера.
- Да ну. А мне кажется, что ты прекрасно знал. У тебя был такой забавный вид, когда ты бегал по городу и совался в каждую дверь, - Така неожиданно фыркнул. – Мне вот интересно, что ты там надеялся найти? Неужто «Ритц»?
Хонжо-сан с облегчением засмеялся – вовсе не потому, что ему стало уж очень смешно. Просто если Така не злится и не обижается, значит, все хорошо. Нет, все не просто хорошо - все очень хорошо.
- В номер я не хочу. Возьми что-нибудь, и пойдем туда, где нет людей. Я хочу к морю, - Така вытащил из кармана заколку и собрал волосы в низкий хвост. А потом пошел к выходу – Хонжо-сан смотрел на прямую удаляющуюся спину и все еще улыбался.
Кажется, Така сказал что-нибудь взять…
Хонжо-сан направился к бару и задумчиво скользнул взглядом по батарее разноцветных бутылок. Теперь только осталось только не промахнуться с выбором спиртного, и все будет просто великолепно. Така сегодня и так проявил чудеса героизма, не стоило испытывать его терпение плохой выпивкой - в том, что тот имел ввиду явно не колу, Хонжо-сан был уверен стопроцентно. Ну кто же пьет колу ночью на пляже? Никто, а его сын тем более – он вообще не пил всю эту крашенную подслащенную водицу.
Хонжо-сан припомнил бурную молодость – сам он во времена колледжа пил с компаниями дешевое виски, но этот вариант подходил еще меньше, чем кола. Хотя… Господи, иногда его сына сам черт не разберет.
Может, тому как раз и хотелось, чтобы Хонжо-сан научил его пить.
Молоденькая барменша смотрела с выжидательной улыбкой, и, заглянув ей в вырез, Хонжо-сан припомнил, что у него все-таки… романтическая поездка. На миг от этой мысли стало дико, и Хонжо-сан, вздохнув, поднял на барменшу глаза:
- Подскажите, пожалуйста, что бы мне такое взять выпить… эм… на свидание.
Та улыбнулась шире:
- Ну это смотря для каких целей. Вам на звезды посмотреть или… - тут она интимно снизила голос и вздернула бровь. - … встретить рассвет?
На стойке появились две бутылки – одна с вином, а другая с виски.
М-да, выбор не богат.
«Нам северным морем всходила луна,
Во льду зеленела бутылка вина…»
Выбор не просто небогат – по сути своей, его вообще нет. Причем во всех смыслах этого слова.
Хонжо-сан вздохнул:
- Вино с собой. И… двойной виски без льда сейчас.
Их есть у меня.
__________
И сразу фикофлуд.
Название: снова нет.
Автор: _Musashi_
Фэндом: Eyeshield 21
Пейринг: Хонжо-сан/Така
Жанр: romance, как-то так.
Рейтинг: R
От автора: и плевать, что любителей Таки и Хонжо-сана можно пересчитать по пальцам одной руки.Х) Главное, что автор это уже почти допейсал.
ЧейтатьСнова возня под боком, совершенно невозможно спать.
Хонжо-сан лежал и смотрел в темноту уже больше получаса. Ну что ты будешь делать… Его сон никогда не отличался особой чуткостью, благо, с нервами у Хонжо-сана было все в полном порядке, но сегодня ночью это было просто издевательство какое-то.
Така шумно вздыхал, крутился с боку на бок, иногда вставал с кровати и застывал на фоне окна печальной камеей.
Хонжо-сан уже всерьез подумывал, а не отправить ли сына к себе в комнату – завтра была четверть финала, а приходить на игру не отдохнувшим Хонжо-сан просто не мог себе позволить.
Вообще Така часто спал беспокойно, Хонжо-сан только удивлялся, откуда такая нервозность. Сам он в семнадцать лет спал, как убитый, и до сих пор понятия не имел, что такое бессонница. Собственно, именно эти проблемы его сына – а еще то, что Хонжо-сану было просто-напросто лениво среди ночи вставать к маленькому ребенку – и стали причиной тому, что Хонжо-сан стал укладывать его спать вместе с собой.
За долгие годы оба привыкли – места с лихвой хватало обоим – и даже теперь, когда внезапно вспрыгнувшая кошка уже не могла напугать Таку до слез, он все равно иногда продолжал приходить к отцу. И, надо сказать, на огромной кровати Хонжо-сана его сын ночевал с ним гораздо чаще, чем его боевые подруги.
Иногда, когда на Хонжо-сана нападало лирическое настроение, он тосковал по поводу того, что после развода так и не обзавелся более или менее постоянной женщиной. Но после нескольких стопок коньяка он говорил себе, что у него еще все впереди и он мужчина, хоть куда, и снова забывал об этом на неопределенно долгий срок.
Хонжо-сан с кряхтением сел на кровати и сердито дернул выключатель.
Така, маячивший у окна, вздрогнул и обернулся – судя по всему, он был уверен, что отец спит.
- Папа, ты чего встал?
Хонжо-сан рассеянно потер сизую от щетины щеку:
- С тобой поспишь… Ну чего ты маешься? Принести тебе молока с медом? Говорят, успокаивает.
Така покачал головой:
- Нет, спасибо. Я пойду к себе, не хочу тебе мешать, - и посмотрел на Хонжо-сана печальными глазами.
Удар ниже пояса.
Хонжо-сан вздохнул – он прекрасно знал, что когда его сын так смотрит, значит, ни в коем случае нельзя его отпускать. Иначе минимум неделю тот будет дуться, даже если первопричина дурного настроения самоустранится. Когда Така на самом деле хотел поразмыслить над своими проблемами в одиночестве, он делал это тихо, так, что Хонжо-сан даже и не всегда замечал. Но если давал понять – это было крайне редко - что что-то не в порядке, то игнорировать было себе дороже.
Вот такой вот у него был трудный ребенок.
- Сынок, иди сюда, - Хонжо-сан с ногами взобрался на кровать и похлопал по простыням рядом с собой. Устроил подушку в изголовьи так, чтобы было удобно сидеть и выжидательно посмотрел на Таку.
Тот потоптался пару мгновений, но потом нырнул под бок к Хонжо-сану, устроив голову ему на плече. Хонжо-сан в который раз только удивился тому, как… компактно всегда размещался рядом с ним Така – словно собирались две половинки паззла. В какой бы позе они не засыпали, в бок Хонжо-сану никогда не упирались ни локоть, ни колено, и даже длинные волосы, которые Така никогда на ночь не подкалывал, не лезли ни в рот, ни в глаза.
Вот и сейчас присутствие рядом другого человека ощущалось только по теплу да по ощущению легкого дыхания – снова никаких неудобств. Хонжо-сан улыбнулся и подумал о том, что некоторым его подругам такое свойство отнюдь не помешало бы.
- Ну давай, рассказывай, что случилось, - Хонжо-сан обнял сына за плечи и уткнулся ему в макушку, подышав в волосы.
Спать все равно уже не получится – вставать через три часа. Так хорошо было бы хоть разобраться с проблемами сына, чтобы вечером, когда тот вернется из школы, не было напряженного молчания и подчеркнуто-внимательного взгляда в книгу.
- Папа, я должен с тобой серьезно поговорить.
Хонжо-сан не видел, но был уверен, что Така решительно поджал губы.
«Та-а-ак… Случилось что-то плохое, раз надо не просто поговорить, а поговорить серьезно…»
В последний раз, когда Така начал разговор с этой фразы – это было несколько лет назад – выяснилось, что на тренировке за день до соревнований кто-то подсыпал Таке в обувь битого стекла и щелочи. А позже оказалось, что непосредственно перед соревнованиями старший брат одного из участников грозился переломать Таке ноги, если тот прыгнет дальше, чем один из его соперников.
Така выступил даже лучше, чем все ожидали, побил собственный рекорд, прыгнув на семь сантиметром дальше, чем обычно, а после награждения, не взирая на злобные взгляды поверженного противника, пошел прямиком на трибуну к отцу и все ему рассказал.
В тот раз все кончилось хорошо – агрессора вместе с его братом отстранили с волчьим билетом от участия в спортивных состязаниях, а перед обоими представителями семейства Хонжо долго извинялись.
«Боже, ну что такое стряслось… Может быть, его девушка забеременела, и хочет, чтобы Така на ней женился?» - Хонжо-сан подумал сразу о самом плохом, но потом вспомнил, что девушки у его сына нет, и успокоился.
- Мне… Мне нравится один человек, - голос Таки прозвучал глухо.
Хонжо-сан поднял брови:
- Ну, сынок, значит пришло время. В этом нет ничего страшного, и бояться или стесняться тебе нечего. Ты с ней уже говорил? - он улыбнулся.
Иногда Така, сам того и не подозревая, был очень милым.
- Все не так просто, - в голосе зазвенели нотки раздражения, и Хонжо-сан поспешно спрятал улыбку.
Ах, дети… Они всегда принимают все так близко к сердцу. Хотя и первая любовь просто обязана быть несчастливой, Хонжо-сан был рад за сына – все-таки это прекрасные ощущения, а когда выяснится, что девушка либо занята, либо позднее объявит Таке, что уходит к другому, он, Хонжо-сан, будет рядом, чтобы утешить своего ребенка. Ведь зачем еще нужны родители, кроме как для того…
Пасторальные размышления были прерваны все такой же глухой репликой:
- А с чего ты взял, что это она?
Хонжо-сан замер, как суслик в свете фар.
- А..? Что… Что ты сказал?
Така поднял голову от отцовского плеча и мрачно посмотрел на Хонжо-сана:
- Папа, ты же не глухой, ты прекрасно слышал, что я сказал.
И снова опустил голову – спрятался…
«Обожемой...»
- Тебе… нравится мальчик?
Хонжо-сан почувствовал себя идиотом. Его сын влюбился в парня.
Обожемой.
Мыслей в голове не было никаких – Хонжо-сану казалось, что ему за шиворот опрокинули стакан ледяной воды. Появилось странное чувство, будто бы его… предали? Но Хонжо-сан поспешил тут же от него избавиться. В конце концов, Така не виноват в том, что так вышло. Какая разница, в кого он там влюбился – хотя Хонжо-сан и поймал себя на мысли о том, что несчастный исход первой любви своего сына он будет ждать как манны небесной. Не то, чтобы он что-то имел против представителей своего пола, которые отдавали предпочтение мужчинам, но своего сына в этой роли он никогда не представлял, ему даже в голову не могло прийти, что все может так обернуться…
«Он все равно мой сын, кто бы там ему не нравился. И он не обязан встречаться с теми, с кем мне хотелось бы его видеть. Я все равно его люблю, это… это не сделает его хуже.»
Хонжо-сан крепче обнял Таку и уж, было, собрался произнести ободряющую речь, как Така снова подал голос:
- С чего ты взял, что он мальчик?
Застыв с раскрытым ртом, Хонжо-сан вяло подумал о том, что к утру у него наверняка прибавится седых волос.
- А кто же тебе нравится? Какие еще варианты? Это гермафродит? Транссексуал? Маленькое пушистое животное? – он слабо усмехнулся и подумал о том, что самое страшное уж точно позади. Ничего хуже этих новостей и придумать было нельзя, так что Хонжо-сан испытал чувство, близкое к облегчению – больше его ничего не испугает.
- Это взрослый мужчина. Гораздо старше меня…
Хонжо-сан почувствовал, как ресницы Таки защекотали ему плечо – Така закрыл глаза.
- Прости, сынок, но мне все это очень не нравится.
При мысли о том, что какой-то старый извращенец будет лапать его сына, у Хонжо-сана вскипела кровь, и он напрягся, крепче прижимая Таку к себе.
Это было просто кошмаром всех отцов.
- Даже более того, я категорически против того, чтобы ты с… этим человеком заводил какие-либо отношения.
«Если сейчас он мне скажет, что поздно, и отношения уже поимели место быть, у меня случится сердечный приступ…»
- Не переживай, ему не нравятся парни, - Така повел голыми плечами, чуть высвобождаясь, и поднял голову. – Да и тип ему, похоже, нравится совсем другой. Что-нибудь знойное и смуглое, - скучным голосом закончил он.
Хонжо-сан потихоньку переводил дыхание.
Судя по обреченному тону, Таке ничего не грозило – это была хорошая новость. А плохая новость была такова, что Така, похоже, действительно расстроен. И усугублять его настроения своей посветлевшей от облегчения физиономией Хонжо-сану совсем не хотелось. Поэтому он изо всех сил постарался сделать понимающее и серьезное лицо.
Получилось неплохо – Така, судя по всему, поверил, и теперь с каким-то непонятным выражением смотрел на Хонжо-сана. В голове у последнего уже – в который раз за эту ночь! – складывалась целая речь, но тут Така снова заговорил:
- Но знаешь, папа, он все равно… самый лучший. Мне будет нелегко, если я его потеряю, но знаешь, я готов рискнуть, - Така напряженно и пристально посмотрел на отца, и тому отчего-то стало не по себе. – Потому, что если мне повезет… - он не договорил, а Хонжо-сан не успел додумать мысль о том, что он и не подозревал, что его сын может быть таким разговорчивым.
Неожиданно Така обнял его за шею, почти повис, вдавливая в изголовье кровати… а потом прижался губами к его губам, крепко поцеловав. Чуть прикусил, и совсем по-взрослому наклонив голову набок, скользнул языком по крепко сцепленным зубам Хонжо-сана.
Тот – то ли от неожиданности, то ли от растерянности – приоткрыл рот, и поцелуй окончательно перешел все грани приличия.
Где-то на краю сознания вяло трепыхалась мысль о том, что он, Хонжо-сан, взасос целуется с собственным сыном, но он нашел в себе силы не отталкивать Таку. Сердце кольнуло острой жалостью – уж больно отчаянно тот прижимался.
Хонжо-сан мягко опусти ладонь на затылок Таки, трогая и поглаживая волосы. Спокойнее, тише… Как всегда, это сработало безотказно – у Хонжо-сана тоже были свои секретные приемы. Така, погрязший в своих переживаниях и явно не ожидавший, что его обнимут в ответ, сразу растерял весь свой отчаянный напор.
Разомкнул поцелуй и отвернулся. Но остался сидеть на месте, хотя уже мог бы взвиться и выскочить из комнаты.
Хонжо-сан смотрел на его затылок, на узкую спину и цепочку позвонков, смотрел и понимал, что если сейчас что-нибудь не скажет, то просто захлебнется от жалости. И конечно же все испортит – его глупый сын, начитавшийся книжек, еще не понимал, что в жалости нет ничего унизительного.
- Я тебя люблю, сынок. Очень люблю, ты же знаешь… - неловко начал Хонжо-сан и замолчал, услышав вздох.
- Я все понимаю, папа. На самом деле, я ожидал другого. Что ты накричишь на меня, или что-то в этом роде, - Така помолчал.
– Но ты оказался даже лучше, чем я думал, - и совершенно неожиданно улыбнулся. – Спасибо, мне намного легче.
- Что я еще могу для тебя сделать, сынок? – Хонжо-сан внезапно подумал о том, что все не так уж и страшно. А дальше думать побоялся, ибо сегодня ночью все, о чем он думал, сбывалось с точностью до наоборот.
- Кое-что можешь. Скажем, попробовать посмотреть на меня… под иным углом, - Така искоса глянул на отца тусклыми от недосыпания глазами.
Хонжо-сан неожиданно почувствовал, что он смертельно, невыносимо устал. До подъема были еще два часа – целых два часа, которые можно было провести, закутавшись в одеяло и провалившись в самый глубокий предрассветный сон.
Посмотреть под другим углом. Нет, не так – попробовать посмотреть под другим углом. Ключевое слово «попробовать». Почему нет? Можно. Совершенно бесплодная и заведомо проигрышная попытка, чистой воды формальность.
И правда, почему нет?
«Ну вот и прекрасно…»
- Хорошо, Така. Я обещаю, что постараюсь, - он устало потер переносицу. – А теперь иди к себе, мне надо поспать перед игрой. И…
Мысль до конца оформилась едва ли не позже, чем Хонжо-сан ее озвучил:
- …и завтра днем собери вещи, вечером мы улетаем в отпуск. Нам надо отдохнуть.
***
Хонжо-сан сидел на выглаженном гостиничном покрывале и смотрел, как Така разбирает сумку. Аккуратно вынимает сложенные вещи и раскладывает их по кровати – потом они отправятся в шкаф, каждая вещь на отдельную вешалку.
Он смотрел, как Така заправляет за ухо волосы – жест, который не менялся у него с четырехлетнего возраста, менялась лишь длина волос и выражение лица. Смотрел, как тот переступает длинными ногами, перешагивая через сумку, как наклоняется за очередной вещью, как задирается у него майка и обнажается полоска кожи над ремнем джинсов. Смотрел и с каждой минутой чувствовал себя все более и более беспомощно.
Дать обещание было не сложно, в тот момент, когда сын смотрел на него несчастными, больными глазами, Хонжо-сан был готов пообещать ему звезду с неба, только чтобы тот перестал так скорбно поджимать губы. Но теперь…
Хонжо-сан тяжело вздохнул и честно попытался сосредоточиться на чем-нибудь… эротическом.
Волосы. Волосы – это красиво, они приятно пахнут и их можно перебирать, гладить, зарываться в них пальцами… Перед глазами почему-то появилась знойная брюнетка в алом из рекламы шампуня. Хонжо-сан на нее разозлился и попытался прогнать, но как он не старался, образ не уходил. Все попытки представить, как он проделывает все эти манипуляции с волосами Таки оканчивались лишь чувством неловкости и не к месту всплывшим воспоминанием о том, как в младших классах Таке в волосы залепили жвачкой.
Ладно, с волосами не получилось… Дальше, видимо, по списку должна была идти грудь.
Так, грудь.
Ее нет.
«Следующий!»
Что там должно быть дальше? Задница? Она вызывала еще меньше эмоций, чем отсутствующая грудь.
Части тела заканчивались, а Хонжо-сан так до сих пор и не обнаружил в себе хоть какие-либо признаки заинтересованности.
Спина.
Хонжо-сан обрадовался. Обычно женские спины, гладкие, узкие, с тонкой полоской кружевного белья сильнее всего будоражили воображение. Така как раз распрямился и застыл, глядя в окно – видимо, пытался вспомнить, не забыл ли он дома чего важного.
Хонжо-сан впился глазами ему между лопаток. Прошла секунда, другая, третья…
Образ длинной, гибкой и смуглой спины последней подруги Хонжо-сана решительно вытеснял острые плечи и бледную поясницу Таки. Через несколько мгновений места для последнего в воображении Хонжо-сана не осталось, и он отвел глаза, окончательно сдавшись.
Абсолютно, совершенно, стопроцентно неэротично.
Хонжо-сан окинул Таку последним взглядом в надежде на то, что он упустил что-то принципиально важное. Шея, волосы, руки, ноги, даже прозрачный пушок на крестце – все это было таким родным, таким своим, таким обыденным и близким, что думать в каком-либо ином аспекте не получалось категорически. Максимум, чего хотелось – это обнять покрепче, потискать в приступе родительской любви и умиления и взъерошить волосы. И все.
Но это было совсем не то, чего хотелось бы его сыну… Почему-то от этой мысли стало грустно.
Хонжо-сан уныло посмотрел в окно. Там было солнечно и тепло, крики детей было плохо слышно, но он не сомневался, что те орали во всю глотку. Если бы Хонжо-сану было десять, и он в такой замечательный летний вечер оказался бы на берегу моря, то наверняка он бы тоже орал от радости и сидел бы в воде до посинения. Как и каждый нормальный ребенок. Нет, не нормальный – обычный. Хонжо-сану не нравилось думать о своем сыне как о ненормальном, слово «необычный» было ему по душе значительно больше. Да и Таке подходило гораздо лучше.
Ни в шесть, ни в десять, ни в тринадцать Така не был обычным ребенком. Иногда Хонжо-сан сомневался, был ли тот ребенком вообще – сколько он помнил Таку, тот всегда, даже из колыбели смотрел на него внимательным, воистину орлиным взглядом, серыми глазами своей матери. Временами Хонжо-сану становилось жутковато – словно его бывшая жена оставила после себя маленького шпиона, так отчаянно на нее похожего, как только может быть похожа мужская особь на женскую. Правда, выяснилось это позже, когда Така стал больше походить на взрослого человека – все младенцы для Хонжо-сана были на одно лицо, своего в родильном доме он узнавал только по светлым глазам да по бирке на руке.
Где-то лет до двух Хонжо-сан относился к ребенку с некоторой опаской, но когда поведение того стало отдаленно напоминать поведение разумного человека, папа успокоился и наконец-то осознал до конца, что этот человечек теперь еще много-много лет будет с ним. И это было здорово.
Бывшая жена долго не появлялась и не давала о себе знать. Но как-то в утренней газете Хонжо-сан прочитал сообщение о свадьбе какого-то крупного деятеля на молодой и невозможно красивой и знатной женщине. На фото лощеный красавец чинно держал под локоть мать Таки – та улыбалась в кадр одними губами, и Хонжо-сан тут же по привычке снова остро почувствовал себя неуклюжим, грубым и неотесанным простолюдином из рабочей семьи. Который ни черта не понимает ни в книгах, ни в кино, ни в живописи, ни, в конце концов, в женщинах.
Невольно стало радостно от мысли о том, что бесценное сокровище теперь будет лелеять другой, и Хонжо-сан с наслаждением выбросил газету, от всей души пожелав бывшей жене удачи в личной жизни.
Но чем взрослее становился Така, тем отчетливей Хонжо-сан понимал, что от Минако так просто избавиться не удалось. Она смотрела на него из глаз их сына, точно также складывала его губы в презрительную гримасу, и чем старше Така становился, там яснее она давала понять, что между ним и его отцом пропасть едва ли не так же велика, как и пропасть между Минако и Хонжо-саном.
Но между Такой и его матерью было одно принципиальное различие – если Минако Хонжо-сана не любила, то для Таки в детстве весь мир был сужен до размеров того расстояния, которое отделяло его от отца.
С возрастом это ушло, ибо отчуждение – это непременный атрибут взросления, но Хонжо-сану чем дальше, тем больше казалось, что Така никогда и не был ребенком в общем понимании этого слова, так что велика была вероятность того, что его выбор с самого начала был сознательным.
Да и к тому же вопрос об отчуждении был весьма спорным – с тех пор как вскрылась маленькая тайна Таки, он стал гораздо более расслабленным в обществе Хонжо-сана, и все реже утыкался в книгу, когда они были наедине. Хонжо-сан предполагал, что Така просто-напросто опасался, что выдаст себя, если не замкнется, и не будет тщательно отфильтровывать каждое слово и каждый жест.
С одной стороны новость о том, что его сын воспылал к нему не совсем сыновними чувствами, была для заядлого оптимиста Хонжо-сана хорошей – выходит, Така от него и не думал отдаляться, а, значит, чужими людьми они не стали, но вот с другой стороны…
Об этой стороне этого нового к себе Хонжо-сан старался не думать – ему становилось не по себе от целого ряда неразрешимых вопросов. Нет, скорее всего, разрешимых – Хонжо-сан каждый раз призывал весь свой оптимизм, чтобы напомнить себе, что неразрешимых проблем не бывает, и что из любой ситуации, как гласил его любимый плакат с жабой и цаплей, всегда есть, по крайней мере, два выхода…
- Пап, ты заснул?
Хонжо-сан вздрогнул и очнулся.
Така стоял, склонившись над ним, и кончики его волосы щекотали колени – Хонжо-сан по приезду первым делом переоделся в шорты и гавайскую рубашку. А что, отпуск, так отпуск.
- Да так, задумался, не обращай внимания, - Хонжо-сан привычно улыбнулся. – Ну что, ты долго еще возиться будешь? Может, пойдем купаться?
Така посмотрел на него долгим взглядом:
- Знаешь, папа, мне кажется, что мы поменялись ролями. Хорошо, пойдем, только долго в воде не сидеть и без кепки на солнце не выходить, - он засмеялся.
И если бы на этом остановился, то это были бы для Хонжо-сана самые счастливые мгновения за весь день.
Но Така поднял ресницы и посмотрел на него таким откровенным взглядом, что у того пропали последние сомнения в том, что сейчас Така от него хочет. А хотел он, по всей видимости, чтобы его поцеловали. В лучшем для Хонжо-сана случае.
Хонжо-сан смотрел в бездонные черные зрачки и отчаянно желал, чтоб сейчас в дверь постучала горничная, зазвонил телефон или, на худой конец, объявили воздушную тревогу – хоть что-нибудь, что бы позволило ему отодвинуться подальше и спрятаться от этого взгляда.
Така помедлил еще несколько мгновений, а потом подался вперед – Хонжо-сан едва сдержался, чтобы не зажмуриться – и неожиданно положил Хонжо-сану подбородок на плечо. Буквально на секунду, но Хонжо-сан уже с огромным облегчением обнял его и мысленно обругал себя за клевету.
Така обещал, что не будет его торопить, и повода усомниться в его словах он не давал.
В голове мелькнула мысль о том, что можно было бы растянуть этот период на неопределенно-долгое время, а потом, глядишь, и все пройдет само. Идея была прекрасная – если бы на месте Таки был кто-нибудь другой.
Хонжо-сан потрепал Таку по макушке и отпустил. Сейчас все было хорошо, погода была прекрасной, море - теплым, а небо – голубым. И не было никакого настроения думать о насущных проблемах.
Он мягко отодвинул Таку, придерживая того за плечи:
- Ну что, на пляж?
Така кивнул и отступил.
Хонжо-сан даже и не заметил, что он уже не улыбался.
***
Все приморские курортные города по сути своей были одинаковыми. Будь они хоть в Европе, хоть в Америке, хоть в Японии, набор развлечений везде был примерно одним, различаясь лишь ценовой категорией и иногда местным колоритом – в конце концов, надо же было чем-то завлекать иноземных туристов.
Этот городок больше всего напоминал Хонжо-сану Майами – развязная атмосфера и полное отсутствие европейской прилизанности и чопорности. Для полноты картины не хватало только покачивающихся пальм, но почему-то Хонжо-сан был уверен, что шустрые держатели гостиниц и ресторанов вкупе с городской администрацией в скором времени эту проблему решат. Выведут какой-нибудь устойчивый сорт или что-то в этом роде – в ботанике Хонжо-сан совершенно не разбирался. Или может быть изобретут газоны с подогревом – познаний в механике у Хонжо-сан хватало ровно на разобрать и собрать кухонный комбайн. Ну и, возможно, постоять с умным видом над капотом машины.
И ресторанчики, нагло толпящиеся едва ли не на линии прибоя, тоже были похожи друг на друга – тут уже даже в меню не было особых различий, владельцы стремились угодить как можно большему количеству туристов, посему в Америке можно было поесть отлично приготовленных роллов, а в Японии угоститься чем-нибудь из мексиканской кухни.
Хонжо-сан листал меню, машинально провожая взглядами стройные женские ноги под полупрозрачными парео. Это было еще одной причиной, по которой Хонжо-сан любил курортные городки – количество красивых девушек просто зашкаливало, а если при ближайшем рассмотрении обладательница восхитительных ножек, ягодиц и груди оказывалась… не такой уж и восхитительной, то глоток алкоголя с легкостью сглаживал все недостатки.
Зажмурившись от удовольствия, Хонжо-сан потянулся так, что пластмассовый стул под ним заскрипел.
- Тут здорово, правда, Така?
Така, аккуратно расправляющий салфетку, кивнул. От него веяло такой воистину английской чопорностью, что Хонжо-сану стало скучно.
Может, надо было отвезти сына в Европу на какие-нибудь воды? Раньше, лет эдак сто назад, все уважающие себя молодые люди ездили на воды. Хонжо-сан понятия не имел, чем они там занимались, но почему-то он бы уверен, что Таке бы такое времяпрепровождение пришлось бы по душе.
«Господи, какой я идиот. Вот, сын на меня обиделся…»
Но Хонжо-сану и в голову не могло прийти, что в его предложении сходить и поужинать Така умудрится усмотреть намек на, страшно сказать, свидание.
Честно говоря, Хонжо-сан и не понял бы, если бы Така эффектно не возник на пороге комнаты в белом костюме. Хонжо-сан, развалившийся на кровати в своей гавайской рубашке и каких-то диких шортах, как-то особенно остро осознал, что, кажется, они с сыном друг друга снова недопоняли.
И все бы ничего, если бы Хонжо-сан знал в этом городе хоть одно место, в котором тонкий вельветовый костюм смотрел бы уместнее, чем дурацкая рубашка и цветастые шорты на резинке. Но таких мест поблизости не оказалось, и после третьего круга по близлежащим кварталам Хонжо-сан, окончательно изнемогший от жары и пристального взгляда Таки, свернул в первое попавшееся кафе на широкой набережной, переходящей в пляж.
И вот, теперь они сидели за утлым пластмассовым столиком, и Така аккуратно общипывал листики салата – то ли от брезгливости, хотя местечко было чистенькое, и ничего такого страшного в куске хорошо прожаренного мяса Хонжо-сану не виделось, то ли просто оттого, что во время их блужданий есть Таке расхотелось.
Сам Хонжо-сан свой ужин уже давно съел, и теперь пил холодный чай. Чай был неплох, но Хонжо-сану хотелось пива – сидеть со стаканом чая было как-то даже неприлично, тут пили все. Малолетний американец лет пятнадцати с жалостливым высокомерием поглядывал на Хонжо-сана поверх своего бокала с пивом и похохатывал – то ли над Хонжо-саном, то ли просто так – вместе с юной грудастой красавицей в парео.
Нет, на самом деле, пили не все. Вот, скажем, Така не пил. И всем своим видом не советовал пить отцу. Иногда Хонжо-сану казалось, что Така вообще еще не притрагивался к алкоголю, хотя и верилось в это с большим трудом, особенно если исходить из собственного опыта.
Хонжо-сан посмотрел на море – оно золотилось огнями с набережной. Сейчас было славное время для купания – вечерний воздух прохладный, а вода, наоборот, теплая, нагретая за день. Пляжи были почти пустые – десятка три любителей ночных купаний не в счет - все отдыхающие накупались за день, и теперь разбрелись по городу в поисках развлечений.
О том, чтобы пойти купаться, можно было даже и не мечтать – пойти один Хонжо-сан не мог, это ведь была в конце концов… особая поездка, а Така даже днем к полосе прибоя подходил без особого энтузиазма, хотя и отлично плавал.
- Пойдем отсюда, - Така проводил презрительным взглядом американца, зигзагами направляющегося к выходу. Его дама осталась сидеть за столиком – видимо, кавалеру стало душно, и он пошел подышать свежим морским воздухом. Хонжо-сан с некоторым злорадством подумал о том, что мальчишке сейчас должно быть очень скверно. Так ему и надо, пусть учится пить.
- Да, конечно, - Хонжо-сан сунул под угол тарелки две купюры, там с избытком должно было хватить и на оплату счета, и на чаевые.
– Извини, я… что-то не подумал, что тебе здесь может не понравится.
Они оба прекрасно знали, что Хонжо-сан врет – тот понял это по тому, как у Таки дернулся угол рта. Но почему-то Хонжо-сан чувствовал себя виноватым и испытывал острое желание сказать хоть что-нибудь, только чтобы Така ответил, не молчал всю дорогу до номера.
- Да ну. А мне кажется, что ты прекрасно знал. У тебя был такой забавный вид, когда ты бегал по городу и совался в каждую дверь, - Така неожиданно фыркнул. – Мне вот интересно, что ты там надеялся найти? Неужто «Ритц»?
Хонжо-сан с облегчением засмеялся – вовсе не потому, что ему стало уж очень смешно. Просто если Така не злится и не обижается, значит, все хорошо. Нет, все не просто хорошо - все очень хорошо.
- В номер я не хочу. Возьми что-нибудь, и пойдем туда, где нет людей. Я хочу к морю, - Така вытащил из кармана заколку и собрал волосы в низкий хвост. А потом пошел к выходу – Хонжо-сан смотрел на прямую удаляющуюся спину и все еще улыбался.
Кажется, Така сказал что-нибудь взять…
Хонжо-сан направился к бару и задумчиво скользнул взглядом по батарее разноцветных бутылок. Теперь только осталось только не промахнуться с выбором спиртного, и все будет просто великолепно. Така сегодня и так проявил чудеса героизма, не стоило испытывать его терпение плохой выпивкой - в том, что тот имел ввиду явно не колу, Хонжо-сан был уверен стопроцентно. Ну кто же пьет колу ночью на пляже? Никто, а его сын тем более – он вообще не пил всю эту крашенную подслащенную водицу.
Хонжо-сан припомнил бурную молодость – сам он во времена колледжа пил с компаниями дешевое виски, но этот вариант подходил еще меньше, чем кола. Хотя… Господи, иногда его сына сам черт не разберет.
Может, тому как раз и хотелось, чтобы Хонжо-сан научил его пить.
Молоденькая барменша смотрела с выжидательной улыбкой, и, заглянув ей в вырез, Хонжо-сан припомнил, что у него все-таки… романтическая поездка. На миг от этой мысли стало дико, и Хонжо-сан, вздохнув, поднял на барменшу глаза:
- Подскажите, пожалуйста, что бы мне такое взять выпить… эм… на свидание.
Та улыбнулась шире:
- Ну это смотря для каких целей. Вам на звезды посмотреть или… - тут она интимно снизила голос и вздернула бровь. - … встретить рассвет?
На стойке появились две бутылки – одна с вином, а другая с виски.
М-да, выбор не богат.
«Нам северным морем всходила луна,
Во льду зеленела бутылка вина…»
Выбор не просто небогат – по сути своей, его вообще нет. Причем во всех смыслах этого слова.
Хонжо-сан вздохнул:
- Вино с собой. И… двойной виски без льда сейчас.
@темы: Eyeshield 21
-
-
02.04.2009 в 12:50-
-
02.04.2009 в 18:58-
-
02.04.2009 в 19:06Семпай снова от вас уйдет, если про фанфик никто ничего не скажет. Особенно из тех людей, которые вообще знают, кто такой Така и Хонжо-сан.
-
-
02.04.2009 в 19:26Хонджо-сан пытающийся найти в сыне женщину....
Эта прогулка-свидание....
и, да двойной виски ему точно не помешает...
А еще - очень-очень флаффной моей душе понравилось вот это:
Вот и сейчас присутствие рядом другого человека ощущалось только по теплу да по ощущению легкого дыхания – снова никаких неудобств. Хонжо-сан улыбнулся и подумал о том, что некоторым его подругам такое свойство отнюдь не помешало бы.
-
-
02.04.2009 в 22:35Это все?!
Обычно йа каментов не выпрашиваю, но уж больно мучительно некоторые сцены выдрачивались...
-
-
02.04.2009 в 22:42*обнимает*
меня вот эти моменты зацепили, да) большой и красивый отзыв буду делать тебе завтра)) поскоку счас у меня мозги варят только в напрвлении петшопа и я как то не переключилась) перечитывать буду вдумчиво и пейсать красиво, дааа... с цитатами))
-
-
02.04.2009 в 22:47Щас выйду в асю, меня там и не было.)))
-
-
02.04.2009 в 23:43Скажи мне сразу, там в эпилоге случится эпохальная встреча Таки с обаятельным шатеном в красной майке от D&G? Шоб девочка наша глупости свои забыл и
постучал хуем по столувстретил уже своего альфа-самца?На самом деле, бедный Хонжо-сан! Надо же так попасть
Больше всего йа подрочил именно на его отношение к сыну. Настоящий папка! Очень захотелось Таке по красивой башке надавать, чтобы дурь выбить. Потому что, по-хорошему, Така отца предал. А Хонжо-сан молодец и даже пытается играть по новым правилам сына.
А ваще, вот как ты, старикакашка, думаешь, отчего у Таки началось это отклонение? Йа просто не представляю, как должны повернуться мозги, чтобы увидеть родителя в романтическом свете?
-
-
03.04.2009 в 00:18Скажи мне сразу, там в эпилоге случится эпохальная встреча Таки с обаятельным шатеном в красной майке от D&G?
Нет, исключительно в оранжевой шубе и кожанных штанах. Вообще это буит во второй части.
Прикинь, я уже почти допейсал про курорт! Не поверишь, мне там только маленькую связочу - и усе!
Больше всего йа подрочил именно на его отношение к сыну. Настоящий папка! Очень захотелось Таке по красивой башке надавать, чтобы дурь выбить. Потому что, по-хорошему, Така отца предал.
Предал - не предал, главное, что Хонжо-сан этим не заморачивается. Да и, мне кажеццо, что предательством это в полной мере назвать нельзя - какое-то оно уж совсем... случайное выходит.
Ну дык... Конечно ж папка, вот за это я Хонжо-сана и люблю.
И замуж пошел бы, ja-ja!Вот поэтому у меня и проблемы со связкой - там надо, типа, сенен-ай, но не стоит ни у Хонжо-сана, ни у меня. -__- И я даже не знаю, у кого не стоит больше.
А ваще, вот как ты, старикакашка, думаешь, отчего у Таки началось это отклонение?
Уууу, ща я буду пиздеть про умные вещи, с чужой лекции потыренные.
Сетсуке-сан читали по какому-то предмету, рассказ из жизни практикующего психолога.
В общем, ты не поверишь, слово в слово про Таку. Отец-одиночка, мало того, что веселый, так еще и прогрессивный, привел мрачного сына к доктору, чтобы та выяснила, почему это мальчик такой квелый и закрытый.
В итоге почти на первом разговоре выплыло, что у мальчика уже есть другой мальчик, а вовсе не девочка, как это должно быть по логике вещей. Но это к делу не относится, это, скорее уже следствие. А причина в том, что мальчик уже несколько лет влюблен в собственного отца.
И , собственно говоря, вот почему.
Так как мать бросила сына и отца едва ли не в первый год или около того, отец растил мальчика сам, бабу
рыжую да вино красноесебе не нашел. И в один прекрасный момент, во время так называемого возраста доверия (вот тут в терминах я могу спизднуть, точно не помню, как называется) папа-мужчина для ребенка подменил собой маму-женщину. Совместный досуг там, процедуры купания, и все дела. И в итоге пошла привязка к мужикам.Это раз. Два - это подсознательное желание к себе привязать покрепче, и поэтому бессонательное имитирование поведения бывшей жены во всех аспектах и смыслах этого слова. Опять же, мрачность. В той истории баба была достаточно авторитарна и сурова, это мальчик помнил и сам, да еще и знал по рассказам отца. А временные подруги жизни были как раз яркими/веселыми/задорными, ибо папка был там вылитый Хонжо-сан. Но ни одна из них рядом надолго не задерживалась - сын это видел и подсознательно копировал поведение, прямо противоположное, и в итоге схожее с поведением женщины, которая все же оказалась в женах.
Вот как-то так. Жаль, что неизвестно, чем там эта история закончилась.
-
-
03.04.2009 в 22:35ну во первых, тут мне очень понравилась психология - обычно я в текстах е не анализирую и не воспринимаю, а тут заставляет задуматься, а почем так? И не может быть иначе, и не хочет быть иначе... И в то же время кажется нормальным.
Во вторых - совершенно офигенный Хонджо-сан - он у тебя получился ярче чем Така. И даже дело не столько в том, что от его лица идет рассказ, или потому что он ярче себя проявляет, просто он абсолютно естественен и прекрасен. не добавить не убавить.
С Такой чуть сложнее. Он тоже яркий, живой и прекрасный. Понятный нежный и красивый. И немного беззащитный - и это непривычно. Вызывает желание если не осчастливить его папой, то хотя бы кем-то другим.
Это такие сумбурные чувства у меня. и еще. Вот ситуация с описанием реакции Хонджо-сана - она великолепна, и менно прорисовкой чувств и деталей.
аригато, семпай. мне еще учиться и учиться