Кусок части 2
читать дальшеВторая их встреча произошла в четырнадцать лет.
***
Пять лет Лави провел в разъездах. Они со старым книжником исколесили всю Европу, побывали в Турции и Сирии, добрались до английских колоний в Индии, прямиком из Исфахана отправившись в Абадан и сев там на пароход до Панаджи.
Страны и города сменялись одни за другими, первые несколько месяцев Лави не приходил в себя от усталости, искренне ненавидя все поезда, кареты, телеги, лодки и паромы, всех вместе и каждого по отдельности. Он уже не различал стран, ему было наплевать на красоты Венеции, Рима, Солоников и Стамбула, вместе взятых, ему хотелось только одного – вернуться в тесную и темную комнатку Главного командорства и спать, спать, спать, не взирая ни на что.
Но потом ученик книжника, проплакав несколько ночей напролет, решил, что если уж его и носит по всему свету и, видимо, будет носить всю оставшуюся жизнь, надо научиться получать от этого удовольствие. А то так недолго и в петлю от тоски…
На следующее утро – они с Пандой остановились в деревеньке под Афинами – проснувшись вместе с птицами, Лави разделся и бросился в лазурный прибой Средиземного моря. Он плескался часа полтора, нырял, отфыркивался, кричал от восторга, когда волны поднимали его и с размаху швыряли на теплую мокрую гальку. Рыбаки недоуменно смотрели на визжащего от радости мальчишку и качали головами – их собственные дети обращали на море внимания не больше, чем на землю под ногами, и им был совершенного непонятен экстаз рыжего чужака.
Книжник, наблюдавший из окна за учеником, про себя с облегчением вздохнул – последние недели Лави совсем спал с лица, часто отказывался от еды и стремительно терял вес. После того, как ученик вернулся, книжник посмотрел в его шальные глаза и успокоился окончательно – у мальчишки снова появился вкус к жизни.
В тот же вечер книжник начал тренировать Лави. Уровень синхронизации у того был вполне приличным уже сейчас, и можно было смело предполагать, что в будущем он только возрастет. Обращаться с такой неуклюжей штукой, как молот, было, разумеется, непросто, поэтому книжник уповал на скорость ученика. А верткость и ловкость он развивал у Лави очень просто, заставляя того уворачиваться от летящих в него игл.
Первый раз в сражении Лави принял участие в одиннадцать лет. Они с Пандой ехали на тихих осликах по узкой горной дороге, и тут из пропасти по левую сторону всплыл огромный серый шар, ощетинившийся пушками. Страдальчески корчившаяся маска смотрела прямо на Лави, ее рот открывался в немом крике, и закатившиеся под лоб глаза сверкали розовыми белками. Лави передернуло, но пальцы сами сомкнулись на ручке молота.
- Расти! Расти! Расти! – заученный до рефлекторного движения прыжок, и пули прошли мимо.
Удар!
Взрывной волной Лави, на его счастье, снесло в сторону тропинки, но он успел увидеть, как развороченный акума ухнул в пропасть.
«Как быстро все кончилось… И ничуть не сложнее, чем на тренировках…» - подумалось ученику книжника.
- Учитель, я его сделал! – Лави обернулся, ожидая увидеть одобрение в глазах Панды, но тот стоял спиной к нем, склонившись над чем-то. Лави подошел.
Возле ног старика, лежал ослик. Серые бока часто ходили, из раны на шее сочилась кровь. Внезапно животное взглянуло на Лави безумным глазом. Глаз был точь в точь, как у акума – страшный, красный... Шкура осла стала стремительно покрываться черными звездами, он захрипел… и взорвался, рассыпавшись в пыль. Лави ахнул и закрыл рот рукой.
- В следующий раз на его месте окажется твой спутник, неуклюжий болван, - проскрипел книжник. – Забери поклажу, до деревни пойдешь пешком.
Панда взобрался на уцелевшего осла и двинулся дальше, а Лави все смотрел на сизый песок, которой еще минуту назад был живым существом. Ученик книжника не заплакал только потому, учитель окликнул его из-за поворота, приказав поторапливаться.
День своего тринадцатилетия Лави встретил в Индии, в Селаме. Панда удалился в библиотеку, а Лави в честь праздника была выдана некая сумма денег и разрешение побродить по городу. О лучшем подарке тот и мечтать не мог, поэтому с раннего утра уже кружил по извилистым улочкам, дивясь необыкновенным контрастам – за задними стенами аккуратных белых домов в колониальном стиле смердели отвратительные ямы с отбросами, чопорные английские леди ступали по улицам бок о бок с местными темнокожими и белозубыми красавицами в ярких сари. Одна из них со смехом бросила Лави в лицо щепотку душистой корицы, и пока он пытался проморгаться, накинула ему на шею ожерелье из лепестков. Будущий книжник одурел от запахов специй, цветов и человеческих тел, у него подгибались колени и кружилась голова – возможно от внезапно обретенной на целые сутки свободы, но все же вероятнее всего от жары и духоты. Он ухватил девушку за край платка и потянул на себя, и она прильнула к нему прямо в толпе, ловко увернувшись от разносчика пряностей. Прильнула, тесно прижавшись бедрами к паху, и Лави стало еще тяжелее дышать. Она что-то щебетала высоким голосом, но он, естественно, не понимал ни слова. Да, скорее всего, и не понял бы, говори она на чистейшем английском – возбуждение сносило напрочь все мысли. Девушка потянула его за руку, и он послушно нырнул за ней в какую-то подворотню, а оттуда – в темный проем двери.
Партнерша оказалась раскованной и умелой, Лави вздрагивал и стонал, задыхаясь от острого наслаждения и нехватки воздуха в темной душной комнате. Губы безымянной партнерши, ее язык и пальцы заставили Лави кончить в считанные минуты – она же лишь улыбнулась, слизнув сперму с его живота, и спустилась ниже, забрав в рот член. А через некоторое время оседлала обезумевшего книжника, сразу взяла быстрый ритм, и Лави совсем скоро гортанно вскрикнул в оргазме, вцепившись ей в бедра. В шею что-то кольнуло, но ученик книжника не обратил на это внимания – ему сейчас было, мягко говоря, не до того. Девушка прильнула к Лави, и он опустил внезапно отяжелевшие веки.
«Посплю только пять минут…»
***
Проснулся ученик книжника оттого, что было невыносимо жарко. А еще хотелось пить. Лави сел, застонав – голова раскалывалась, было ощущение, будто бы он смотрит на мир через мутное стекло. Протерев глаза, Лави обнаружил интересную деталь – он сидел на берегу грязнейшей речушки, из всех видимых им. Ни девушки, ни комнаты, наполненной тяжким дымом благовоний, не было и в помине. Ученик книжника изумленно повертел головой, но обнаружил только грязный берег, густо усеянный коровьими лепешками, и, непосредственно, самих коров, заходивших в мутные воды. Лави, пошатнувшись, встал на ноги и похлопал себя по карманам. Вот тут-то и выяснилось самое интересное – помимо девственности, Лави лишился еще и кошелка со всеми деньгами, что дал ему Панда, и ремня с серебряной пряжкой. Массивный крест и пуговицы, также отлитые из серебра, были с плаща аккуратно срезаны. Даже маленькие золотые колечки при дальнейшей инспекции в ушах не обнаружились…
Дело было швах.
Обратно в город Лави брел понурившись. Зная характер Панды, он вполне представлял себе, что его ждет. Хорошо, хоть молот остался за подвязкой – иначе к Панде можно было вообще не возвращаться, лучше сразу садиться в порту на корабль и плыть прямиком в Антарктиду. Хотя далеко не факт, что там, на берегу Нокса, среди льдов и пингвинов, Лави не настиг бы тяжелый кулак книжника.
Прошмыгнув в свою комнату через окно, Лави решил, что сначала выспится, а потом уже будет разговаривать с Пандой. И почему-то он совсем не удивился, обнаружив своего учителя сидящим на спинке его, Лави, кровати. Старику не понадобилось много времени, чтобы понять, что произошло. Вид его ученика, неистово полыхавшего до корней волос, свежие засосы на его шее, груди и животе и, наконец, дурацкое ожерелье из розовых лепестков выглядели весьма красноречиво.
И тут Панда, на памяти Лави в первый и последний раз, зашелся громким лающим смехом. Он согнулся пополам, уперся руками в колени и хохотал до тех пор, пока из глаз не потекли слезы. Лави стоял, как оплеванный, все это время мучительно краснея от стыда. Понурившись, ковыряя носком сапога циновки и судорожно запахивая лишенный пуговиц плащ, ибо рубашку из тонкого сукна предприимчивая девица также прихватила с собой.
Отсмеявшись, Панда сел на кровать, держась за сердце, и поблагодарил Лави за искреннее веселье, которое он, книжник, испытал, благодаря уникальной в своей непроходимости глупости Лави. Тот молчал.
- Надеюсь, никакую заразу от девицы ты не подхватил. На вот, профилактики ради, глотни-ка настойки. И помажь все, что надо, - учитель извлек из рукава бутылочку темного стекла и встал.
- Некогда мне с тобой тут возиться, кретин малолетний, - он направился к двери и оглянулся, остановившись на пороге. – Я свяжусь с Главным командорством, скажу им, чтобы выслали тебе новую форму - старая все равно была маловата. А ты ложись спать… герой-любовник, - старик издал каркающий смешок и исчез за дверью.
Лави постоял некоторое время, пораженный великодушностью книжника, а потом залез под одеяло, глотнув из бутылки и намазавшись зеленоватой сильно пахнущей жидкостью. Откуда у его древнего учителя нашлось при себе лекарство от подобного рода хворей, Лави благоразумно решил не выяснять.
Первый весьма драматичный опыт общения с женщинами не отбил у Лави желания уединяться все с новыми красавицами. К счастью для себя он очень быстро разобрался, что к чему, и больше не попадался так глупо, как в день своего тринадцатилетия. К тому времени из круглолицего, курносого и веснушчатого малыша Лави превратился в долговязого, нескладного подростка, длинноногого и длиннорукого. Веснушки никуда не делись, но физиономия Лави больше не напоминала перепелиное яйцо, а торчащие рыжие волосы и черная повязка, придавали и без того обаятельному пареньку дополнительное лихое очарование. По крайней мере, так думали красотки всех мастей, увивавшиеся вокруг подросшего ученика книжника. Он же без стеснения пользовался всем тем, что они ему предлагали, а на следующее утро исчезал, оставив записку с подходящей к случаю цитатой из книги или милым четверостишьем. Надо сказать, что за пять лет Лави прочитал столько самых разнообразных книг, что теперь вполне мог блеснуть в разговоре какой-нибудь эдакой фразой. Если учесть, что язык у него и без того был подвешен хорошо, можно представить, какой эффект производили его речи на дам всех возрастов и сословий. Панда только вздыхал, глядя, как его любвеобильный ученик по утрам прокрадывается в свою комнату, но предпринимать что-либо он не собирался, ибо все равно было бесполезно. Свои обязанности ученик выполнял хорошо, акума разил без промаха, его синхронизация росла, так что в то, чем занимался Лави в свободное время, Панда решил не лезть, решив подождать, пока тот перебесится.
***
Не смотря на бодрость, язвительность и выносливость, книжник все равно оставался глубоким старцем. С полным букетом всех проблем, которые постигают людей, разменявших девятый десяток. У старика ныли кости, во время непогоды болели старые травмы, зрение падало с каждым годом… Сам книжник ко всему этому относился философски, но частенько дряхлость тела мешала ему в работе. А ученик все же был слишком юн, и иногда, во время самых жестоких приступов, старик начинал всерьез сомневаться, а успеет ли он подготовить себе смену?
Эту осень книжник и его ученик проводили в Орхусе. У Лави уже в печенках сидел и сам город, и туман, наползавший по утрам с Северного моря, и все датчане, вместе взятые. Было сыро, промозгло, книги и свитки от вопиющих условий хранения покрывались плесенью и безнадежно портились, что приводило книжника в ярость. Которую он, разумеется, вымещал на ни в чем неповинном Лави. Буквально на вторую неделю у обоих начались проблемы со здоровьем – старика мучили кости, а Лави хлюпал носом и кашлял, сдирая горло в кровь. Не помогало ни молоко с медом, ни чай с малиной, ни даже ром, который Лави презентовал в таверне какой-то даже не рыжий, а прямо таки красноволосый гривастый тип в маске, скрывающей пол-лица.
Промучившись еще пару недель и, что самое обидное, не найдя ни слова о интересующих его событиях, книжник принял единственно верное решение – сесть на ближайший пароход и двинуть в Главное командорство.
На борту Лави слег. Неожиданно приключившая с ним морская болезнь отнюдь не способствовала заживлению многострадального горла. В итоге ситуация получалась патовая – если Лави, не выдерживая жесточайших пароксизмов, вливал в себя теплое питье, начинал бунтовать желудок, и страдальца тут же начинало выворачивать наизнанку. От напряжения горло снова сдиралось, и можно было начинать все сначала. К тому же температура, с упорством, достойным лучшего применения, держалась на отметке тридцать восемь. Организм истощался, а подкрепить его пищей у Лави не вышло бы при всем желании. Панда молча просиживал у койки больного сутки напролет, прерываясь только на недолгий сон – хоть он ничем и не мог помочь ученику, тот хотя бы переставал громко стонать, когда рядом кто-то был. Черствое сердце старого книжника обрывалось, когда в самые тяжелые предутренние часы Лави начинал бредить, зовя то мать, то своего учителя, называя его «дедушкой»…
«Если так пойдет, я его просто не довезу…»
На утро пятого дня они прибыли, наконец, в Ньюкасл. На борт поднялся искатель, присланный Орденом на помощь книжникам – это оказался Чарльз. Пять лет изменили его, прибавив лицу морщин и шрамов.
- Прошлая встреча была веселей, а, книжник? - голос был по-прежнему задорным.
- Определенно, - старик сам едва держался на ногах, поэтому искателю был искренне рад.
- Это что, тот одноглазый малыш, что ли? – Чарльз приблизился к койке и положил руку Лави на лоб. – Да, вымахал, вымахал… И не узнать теперь.
Он рывком поднял исхудавшего подростка:
- Пойдемте, книжник, нас ждет карета. Сейчас мы прямиком на вокзал, в поезде отдохнете, а я позабочусь о вашем ученике.
Книжник с благодарностью кивнул и, подхватив два небольших чемодана, вышел из каюты вслед за искателем.
***
Лави пришел в себя в поезде. Хотя ему еще было худо, по крайней мере теперь он не ощущал качки. Напротив него дремал Панда и маячила чья-то широкая светлая спина. Лави издал хриплый звук, и человек живо к нему повернулся.
- Чарльз! – басом сказал ученик. – Э… Это ты?
- Угу. Только ты не разговаривай, горло пожалей, - искатель протянул ему чашку с молоком. – Пей, там лекарство. Оно противное, но станет легче.
Лави хлебнул – действительно, дрянь редкостная. В пустой желудок хлынула горячая жидкость, от этого стало немного больно, но по сравнению с корабельным адом это были пустяки. Веки отяжелели, и Лави, наконец, провалился в глубокий сон.
Как позже выяснилось, настолько глубокий, что Чарльзу пришлось нести его на руках до комнаты. Искателю еще крупно повезло, что не пришлось нести Панду – старик едва-едва доковылял сам и упал на кровать, заснув мертвым сном.
Беспробудно проспав двое суток, Лави очнулся на утро третьего дня. Панды в комнате не было, зато вместо него на стуле сидела незнакомая девочка.
- Привет... Э… Как ты себя чувствуешь? – девочка была славной и, судя по голосу, стеснялась.
Лави прислушался к себе – голова в норме, дышится легко, горло не болит.
- Нормально. А как тебя зовут? – ученик книжника сел, откинувшись на подушку.
- Линали Ли… Я сестра смотрителя Комуи, - Линали смущенно улыбнулась и протянула Лави кружку.
- Тут бульон. Джерри специально для тебя сварил.
Лави, у которого от густого куриного духа в животе забурчало, перехватил кружку под донышко и несколькими глотками осушил до половины.
- Ты тут давно? – молчать было как-то невежливо.
- Вообще-то да…
Повисла пауза. Разговор явно не клеился – голодный Лави обшаривал глазами комнату в поисках еды, Линали явно чувствовала себя не в своей тарелке.
- Слушай, а этот Джерри только бульон сварил? А то я уже не помню, когда ел в последний раз.
Линали явно обрадовалась:
- А пойдем, я отведу тебя на кухню! Там как раз завтрак. Хотя брат сказал, что тебе пока лучше посидеть на бульоне, думаю, Джерри даст тебе что-нибудь повкуснее!
Девочка встала и деликатно отвернулась.
- Ты переодевайся, а я подожду тебя за дверью.
Лави обнаружил на спинке кровати свою одежду – выстиранную и выглаженную.
Через несколько минут он присоединился к Линали в коридоре, и они пошли вниз по бесконечной лестнице.
В большом и светлом обеденном зале было полно народу. В основном это были искатели, но кое-где мелькали черные плащи экзорцистов.
Лави сел за стол – Линали побежала к раздаче, где царил Джерри. Со скуки ученик книжника стал глазеть по сторонам, надеясь найти Чарльза, но того либо не было, либо он просто затерялся в толпе одинаково одетых искателей. Внезапно Лави разглядел удаляющийся черный хвост…
***
Второй раз их встреча произошла в четырнадцать лет.
***
Лави вскочил – обладатель хвоста двигался к выходу, тот мерно покачивался в такт шагам. Лави сразу вспомнился двор, подорожник на чужой щеке и злые синие глаза.
- Эй, Юу! – громко крикнул он.
Внезапно гул голосов стих. Несколько голов повернулись к Лави и десятки пар глаз с интересом уставились на него.
Канда то ли не услышал, то ли просто не поверил своим ушам, потому и продолжил свое шествие к выходу, никак не отреагировав на оклик.
Лави решил, что, видимо, позвал недостаточно громко.
- Юу, подожди! – он выскочил из-за стола и вприпрыжку бросился следом – Канда уже исчезал за поворотом.
В зале стало еще тише. Когда Лави затормозил у выхода, несколько особо любопытных искателей сунулись следом. Чем был вызван такой ажиотаж, Лави было совершенно непонятно.
- Ну все, пропал малец… - прошептал кто-то из толпы.
Неуловимый Канда свернул за угол, ученик книжника бросился за ним, и, обогнав на несколько шагов, остановился у того на пути.
- Привет… - Лави улыбнулся и принялся рассматривать старого знакомого.
Тот ничего не ответил, но, сузив глаза, молча принялся рассматривать Лави в ответ.
Собственно, от того мальчика, которого помнил Лави, мало что осталось – только длинные тяжелые волосы до середины спины, забранные в хвост, и пристальный взгляд исподлобья.
В отличие от тощего Лави с его нескладными руками и ногами, Канда, по-видимому, рос и развивался вполне гармонично. При достаточно высоком росте он не выглядел долговязым, скорее… В своем обширном словарном запасе Лави нашел только одно слово, характеризующее увиденное в полной мере – тонкий. Узкие бедра, не раздавшиеся плечи, что для мечника было, в принципе, странно… Да, пожалуй, это слово было самым подходящим. С лица сошла детская припухлость, и Лави неожиданно для себя подумал, что Канда очень красив. Неожиданно потому, что категорией «красиво/некрасиво» Лави измерял исключительно девушек и лошадей, которые тому очень нравились. К счастью для Канды, он не походил ни на первых, ни на вторых.
Тем временем японец продолжал сверлить Лави тяжелым взглядом, не произнося ни слова.
- Ты меня не узнаешь? Я – Лави…
Канда оборвал его:
- Я что, похож на идиота, которому надо повторять по два раза? Разумеется, я помню и тебя, и как тебе навалял, тоже помню.
- Да ладно, еще не известно, кто кому, - добродушно отозвался Лави.
- На что уставились, кретины? – Канда развернулся и зло глянул на Искателей. Тех как ветром сдуло.
- Я еще не ел… Посидишь со мной? – Лави припомнил, что Линали ждет его с завтраком.
Канда презрительно вздернул верхнюю губу, показав ровные белые резцы:
- Еще чего. У меня есть дела поважнее. И вообще, прочь с дороги! – он бесцеремонно оттер Лави плечом и исчез на лестнице.
Ученик книжника озадаченно посмотрел ему вслед и двинулся обратно в зал. Он подумал, что Канда, наверно, затаил на него злобу, ибо никакого другого повода так себя вести Лави не видел. Разумеется, драка – не самый лучший способ выразить свое расположение, но продолжать дуться спустя пять лет… Для этого надо быть либо чертовски злопамятным – злопамятней сиамского кота – либо чертовски ранимым. Лави хихикнул, представив себе ранимого Канду.
«Надо будет потом наведаться к нему. Может, сменит гнев на милость…»
Линали уже ждала его с подносом, на котором в глубокой миске дымилась овсянка.
- Ты знаешь Канду? – немедленно спросила она, с интересом глядя на Лави.
- Ну да, мы с ним пять лет назад познакомились. По-моему, он на меня злится… - ученик книжника поднял ложку на уровень глаз, наблюдая за тем, как комочки каши шлепаются обратно в миску. – Не люблю овсянку.
- Обычно люди, на которых Канда злится, оказываются в лазарете… Тебе пока больше ничего другого нельзя, так что давай, ешь, а то остынет, - Линали подперла щеку рукой.
- Так что можно сказать, что с тобой он был сама любезность...
Лави вспомнил шарахнувшихся в разные стороны искателей. Между прочим, почти все они были здоровыми мужиками, в отличие от щуплого на вид Канды. Видимо, им было за что бояться малолетнего, а посему вспыльчивого японца.
- Наверно, я просто забыл, какой он… - Лави опустил глаза в миску. После проделанных манипуляций каша заманчивей не стала, но есть хотелось. И хотелось сильно…
- Ладно, мне пора, а то братец будет волноваться, - Линали поднялась.
- Волноваться? А что с тобой тут может случиться?
Овсянка оказалась на удивление приличной, так что в компании девочки Лави больше не нуждался – честно говоря, на данный момент еда занимала его гораздо сильнее всех девочек, вместе взятых.
- Да ничего… Ну просто Комуи спокойней, если я где-нибудь в пределах видимости, - Линали вздохнула и вышла из зала.