[obsessionof]

Фанфик по DA:I каллен/дориан, который я никогда не напишу.
Почему, ах, почему недодали Дориану его боевого бабуина с концепт-артов?

Все началось потому, что у Дориана в один прекрасный день так и не хватило яиц уйти из Тевинтера.
Когда Создатель щедрою рукой отсыпал ему силу воли, длань Всевышнего дрогнула, и пара крупиц улетела мимо. В итоге когда настал день на хэ, но не подумайте, что хороший, Дориан желваками поиграл, усы помусолил, но от золотой кормушки сил отвалиться не хватило, потому как могу противостоять всему, кроме искушения. /люблю таких героев, которым когда-то стали на поступок не хватило, и в итоге вся жизнь катится впизду, упс, кажется, я раскрыл интригу раньше времени, ну да пофиг/
И вот, чтобы избежать целительного ритуала магии крови по исправлению ориентации, /боги, я обожаю этот канон/ Дориан идет на поводу у своего учителя /мы ведь помним, что с волей у Дориана нынче туго, соответственно, если переживания по поводу "твари ли рабы или право имеют" и присутствуют, то он об этом никого не оповещает/ и уходит служить в молодую и перспективную компанию венатори. То есть вроде как и путь в семью и к семейным ништячкам не закрыт, и в то же время подальше от отче с его недобрыми намерениями. Такой способ побунтовать, но в то же время с возможностью со временем (если не убьют) дать задний ход.
В итоге Дориан забирает все заговоренные украшения, который только может на себя надеть, в том числе и кольцо в нос и еще, хе-хе, кое в какие места, вешает некоторое количество на Кусаку - своего боевого бабуина-самца - и на пару они покидают родные пенаты.

Разумеется, служба оказывается не совсем такой, как представлялось папиному бродяге, маминому симпатяге, но все жеж престижно, да и от папеньки достаточно далеко. Дориан даже видит в этом определенный плюс - пусть отец подумает над своим поведением, потому как лучше наследник, играющий на задних дворах своих товарищей, чем вообще никакого.

Время в войске венатори он проводит в основном страдая от холода, голода, клещей, пауков и жестких еловых лап вместо пуховых перин, к которым привыкли бока. Самое популярное заклинание у главного лекарей из санбата - это заклинание против грибка на ногах и дизентерии от гнилой воды. До самого театра военных действий их отряды еще не дошли, так что пока воевать приходится в основном со вшами и лютым желанием в первом же населенном пункте выкрасть свежую лошадь и позорно дезертировать домой.
И только воспоминания о подогнанной родственниками невесте - абсолютно безумной особе, в результате длительного близкородственного скрещивания отборнейших экземпляров получившей ниибическую магическую мощь, но и в силу тех же самых причин начисто лишенной рассудка - заставляют Дориана день за днем скрипеть зубами и засыпать на голой земле, уткнувшись лицом в меха Кусаки.
Если кому-то сейчас хуже, чем Дориану, так это его бабуину - от сырости и холодов зверь болеет и ревет ревом. Хозяин сушит его шкуру магией и с помощью телепатической связи поглаживает и успокаивает животину, но день ото дня бабуин звереет все больше.
/я думал, зачем Доряну может вообще понадобиться бабуин и придумал, что тевинтерцы используют их на поле боя для нейтрализации вражеских войск - бафнув и без того вертких абизянов на ловкость и сделав их ваще неуловимыми, тевинтерские маги спускают их на лучников, и абизяны вырывают им глаза ( ♡ﾟ▽ﾟ♡ )/

В итоге спустя некоторое время у Дориана в силу врожденных хитрожопости и приспособленчества вырисовываются ярковыраженные склонности к разведке и шпионажу - и его, недолго думая, отправляют следить за одним небольшим отрядом Инквизиции, который возглавляет один из главнокомандующих, коммандер Кален.

Дориан крадется по пятам, страшно, СТРАШНО завидует бабуину, который ловит птиц и пьет теплую кровь, Дориан ненавидит свою ебанную жизнь и ебанных солдат Инквизиции, греющихся возле ночного костра. Цель их похода неясна, но раз ведет их сам главнокомандующий, значит дело серьезное и скорее всего связанно, как подозревает Дориан, с присоединением неких союзнических сил. Сил ночевать в ямах с водой в осеннем лесу уже нет и вот, опередив отряд и разжившись приличными не_тевинтерскими шмотками, Дориан добирается до таверны, где вечером непременно окажется отряд Инквизиции.

Так и получается. Вечером открываются двери и вваливается отряд во главе с коммандером Калленом, который чет приуныл, и шкура его львиная воняет кошачьей мочой и тоже чет приуныла от сырости.
Дориан, уже вволю навалявшийся в горячей воде и снова, наконец, увидевший в зеркале свое лицо, а не кучу конспиративной грязи, морщит носик, но все же подсаживается поближе. Солдатня разбредается за столы, небольшой ажиотаж утихает, и тогда Дориан ставит перед коммандером кружку горячего вина с перцем, и сам присаживает рядом.
У Каллена от усталости в голове мутно, в сапогах сыро, а в желудке уже неделю не было нормальной еды, так что его развозит буквально с миски похлебки и нескольких кружек с вином. Умный Дориан забалтывает его, представившись скучающим бродячим коммивояжером, торговцем всякой магической мелочевкой - вот, к примеру, отличный образчик, прирученный боевой бабуин из самого Тевинтера, сидит и греет красную жопу возле камина.
Каллен отвечает весьма скупо, но о чем-то, с войнами несвязанном, потрепаться рад. А еще рад теплу огня и третьей кружке деревенского самогона, которую Дориан все подпихивает ему под локоть. И как-то так получается, что между делом рядом с самогоном оказывается еще и склянка с лириумом, которого Каллен уже несколько дней как не видал.
Поигрывая бровями, Дориан сообщает, что у него еще есть, только наверху, и за некоторое количество монеток он готов с ним расстаться.
Коммандер Каллен, заядлый наркоман со стажем, оказывается в комнате Дориана едва ли не раньше хозяина, и тот запирает за ними дверь, подумывая эту дровину напоить лириумом и еще бухлом, и снова бухлом, а потом вдоволь пошариться в его поясной сумке.

Но тут оказывается, что под вонючими тряпками и ледяными железками коммандер Каллен еще вполне может внести смуту в душу Доряна, к которому уже, как к Робинзону Крузо, девственность практически вернусь от воздержания.
Ну и конечно же случается неистовый пьяный секс - насколько вообще слова "неистовый" и "секс" можно упоминать с именем Каллена в одном предложении. Потом Дорян тащит коммандера отмыться - и снова того этого.
И вот так до самого утра, то того, то этого.

За окном занимается рассвет, а Дориан вместо того, чтобы отвалиться и захрапеть, уткнувшись в мужыцую волосатую подмышку, смотрит в хмарь за окном и отчаянно удерживаться от того, чтобы не пойти и не вскрыться прямо в медной ванне - останавливает его тока то, что вода уже остыла.
Вспоминаются ему так некстати все его похождения - удачные и неудачные. "Рилиенус, загорелая кожа цвета виски, тень на скулах, губы изгибаются при улыбке".(с) Тока вот нету Коула, который бы ему сказал, что Рилиенус согласился бы. Вспоминаются роскошь, рабы и литры розового масла, чищенный виноград и вообще все то, что Дориан так любил - и был вынужден оставить.
Смерть, жопа, сотона сгущаются, Дориан погружается все глубже в бездны рефлексии и страданий, медленно в сотый раз переваривая свою жизнь, принятые решения - короче, занимается всем тем, чем обычно занимаемся мы лежа без сна в четыре утра.

Как всегда вовремя, на благодатную почву проснувшийся Каллен наступает своим кованным сапогом моралофажества - внезапно очнувшись в постели с мужиком, он понимает, что бутон сорван, холодильник разморожен и роза не свежа, и у него начинается лютобешенный бугурт. Едва держа себя в руках, он мечется по комнате, собирая шмотки и сквозь зубы цедя, что все было отвратительной ошибкой.

И вот тут Дориана закрывает. Ему бы вальяжно лежать, похохатывая, наблюдать за мелькающими алыми от стыда и гнева ягодицами его случайного одноразового мужика, да отпускать пошлые шуточки. Но вместо этого он ярится, как Кусака, и обстреливает Каллена ядом, одновременно жалея себя со страшной силой. Куда ни ходи - все равно от людского паскудства не уйдешь. Что дома он урод и выродок, что тут, в на другом конце света в жопе мира. Те, с кем он ночью весело ебется, по утрам сыпят лицемерными обвинениями.
Возможно, если Дорян чуть меньше настрадался от житейских невзгод в походе, он бы выключил эмоции. Ну или хотя бы не принял так близко к сердцу.
А сейчас так получается, что бедолага Каллен, который ваще натурал, да к тому же еще и в партнершах очень разборчивый и вообще-то глубоко шокированный произошедшим, становится для него едва ли не всем средоточием ханжества и лицемерия.
И сейчас Дорян принимает еще одно решение, которое придает его и без того пущенной попизде жизни дополнительное ускорение - про себя он объявляет Каллену вендетту.

Начинает он с весьма эффектного заклинания прикладывающего коммандера головушкой о стену, срывает с его пояса вещмешок с документами и, прихватив еще его кошель с монетками - на секунду становится самому немного стыдно за мелочность, но жажда мести берет верх.
В итоге спустя некоторое время Дориан появляется в штабе с документами, картами и письмам Каллена, и радостное командование велит Дориану готовить дырочку, хе-хе, для медали, а не для того, что вы подумали, и отправляет к пункту назначения отряда Инквизиции - стратегически важной крепости - отряды венатори.

Разумеется, Дориан несентся на всех парах МСТИТЬ за свое поруганное все, но по пути заворачивает в крупный город - ради задуманного эффектного появления ему не жаль нескольких дней пути и части своих накоплений.
Появление и правда оказывается эффектным - завернув в город, Дориан находит местячковый зверинец и выкупает у них когобвыдумали? Льва, разумеется! С помощью телепатической связи, которую обычно он использует для общения с Кусакой, Дорян усмиряет котана и в итоге выезжает перед вражеским войском, оседлав льва. Оседлав. Льва. Коммандер Каллен, видя такое непотребство, идет пятнами прямо под своим шлемом с львиной мордой, под гривой все начинает внезапно чесаться - скорее всего, от пронзительных взглядов хихикающей солдатни.
А Дорян и рад, гарцует на коте и похохатывает.

Нервы у Каллена сдают, он командует нападать, и Дориан уже представляет, как сладко будет взять одного из главнокомандующих Инквизиции в плен, посадить его на цепь и в клетку, будто зверя, без одежды и еды. Но тут случается то, чего никто не мог ожидать - открывается рифт, из которого лезут и лезут орды нечисти, не разбирающей, кто свой, а кто чужой - и на поле боя начинается адова свалка и неразбериха. И в итоге по стечению обстоятельств коммандер Каллен погибает.

Если бы он остался жив, если бы Дориан его действительно взял в плен и измывался бы над ним, выплевывал бы ему в лицо все, что накипело, если бы Каллен ему что-нибудь бы отвечал, то глядишь - и Доряна бы попустило. Ну а сейчас, имея перед собой только хладный труп, у Доряна в сознание тектонические плиты начинают со скрежетом наезжать одна на другую, и он натурально летит в пропасть.

Солдаты Инквизиции - то крошечное количество оставшихся в живых человек - ищут тело коммандера, чтобы не с пустыми руками домой-то возвращаться, но им даже нечего оплакать - тела нет.
Зато при следующей битве с венатори оно находится.
Комманер Каллен стоит, покачиваясь перед вражеским строем - издалека солдатам Инквизиции его сияющий шлем виден просто прекрасно. Переступает с ноги на ногу, неловко, будто новорожденный жеребенок, кажется сейчас завалится. Венатори, стоящие рядом, морщатся от трупного смрада, исходящего от коммандера. Ну а рядом в первых же рядах стоит некий некромант, не буду показывать пальцем, кто именно, и оплетает мертвое тело плотной сетью заклинаний.

Сказать, что солдаты Инквизиции деморализованы - это значит ничего, вообще ничего не сказать. Их любимый коммандер погублен и поруган, куда уж им, вчерашним пизантам с вилами против армии, которая даже Каллена пережевала и выплюнула.
Когда начинается сеча, Дориан сидит в сторонке, прихлебывая лириумное зелье, и управляет телом коммандера - навыки вояки не покидают Каллена даже после смерти, Дориану лишь остается следить, чтобы тот не развалился.

Венатори одерживают убедительные победы одну за другой, Дориан, наконец, получает то, что никогда уже не надеялся получить - всеобщее признание. Но лавры не приносят ни покоя, ни радости.
У него новый смысл жизни. Он лежит ночами с трупом в постели - поддержание тела в пристойном виде стоит ему нечеловеческого напряжения, литров лириумного зелья и крупиц рассудка, потихоньку рассыпающегося, как песчаный куличик. Дориан болтает с ним, весело смеется, остроумно парируя собственные реплики - и стража, выставленная перед пологом его шатра, холодеет от ужаса. Из темноты доносятся серебристые звуки смеха, голос, медовый и ироничный, спрашивает и тут же сам себе отвечает, и им кажется, будто безумие вместе с запахом разложения стелется из темного нутра.

Кусака сидит, подобравшись, возле входа - поднимает губу и показывает длинные желтые клыки при попытке его прогнать - но внутрь не идет. Есть он перестал еще неделю назад, шкура лезет клочьями, будто его обварили кипятком.

Командование озабочено состоянием Дориана, но им абсолютно точно выгодно текущее положение вещей - пока еще солдатам Инквизиции оставшиеся главнокомандующие не промыли мозги, труп любимого коммандера, лихо отсекающего головы вчерашним братьям, действует безотказно. Но это явно ненадолго, хватит может быть еще на пару битв. И что потом делать с сумасшедшим отпрыском Павусов?
В ставку для участия в совете прибывает отец Дориана. Постояв под шатром несколько минут и послушав, он кивает головой магистрам.
Решение они принимают единогласно и без слов.
Амен.