[obsessionof]

помню, еще стопицот лет назад мне по флешмобу  yangsu задал написать про чувака и неведомую хуйню, а-ля, "как я сторожил офис", только с еблей. и вот, года не прошло, таки пишу.

без шапки и названия, пейринг: неведомая ебаная хуйня/дэймос

неведомая ебаная хуйня/дэймос

Если Фобос еще не спал, то, во всяком случае, хорошо притворялся - дышал ровно и тихо, и кончики пальцев руки, выскользнувшей из-под одеяла, мелко подрагивали, чуть загребая воздух у самого пола. Молочный свет сумасшедшей огромной луны сквозь жалюзи расчерчивал комнату на черно-белые полосы, придавая неприятное сходство с тюремной камерой.
Дэймос, как и всегда в полнолуние, не мог заснуть, захлебываясь в белом свете, слушая гул крови в ушах - словно в голове били огромные барабаны, и пульсация отдавалась во всем теле. Ком в горле не сглатывался, казалось, это вязкая слюна медленно густеет, застывая в глотке каплями смолы.
В желудке медленно закручивалась черная дыра, отвратительное ощущение, словно рано утром выпиваешь чашку крепкого кофе натощак - и мутно, и пусто.
Дэймос коснулся своих губ - шершавые, необкусанные, зато лихорадочно горячие - озябшим пальцам стало теплее. Можно было бы пойти под душ, но тогда непременно проснулся бы Фобос, и его нервный взгляд жег бы спину похуже лунных лучей.
Когда заканчивался день, перед тем, как провалиться в сон, словно в плотную черную вату, приходилось переживать несколько неприятных минут - когда голова уже свободна от дневных мыслей, а сна все нет, начинаешь задумываться о разных вещах. Или просто медленно, минута за минутой, погружаться в чувство, близкое к отчаянию - часто беспричинное, и оттого настолько глубокое, что не видно дна.
Повернувшись спиной к окну, Дэймос закрыл глаза. Легче не становилось, но свет теперь не так жег глаза. Покусывая кончики пальцев, он подумал о том, что кое-кто сейчас наверняка тоже не спит. Через пару комнат, потный, разгоряченный, с оттяжкой ебет свою новую сучку, и им обоим наплевать и на полную луну, и на головную боль, и то, что кто-то не может заснуть, тщетно вслушиваясь в тишину. Звукоизоляция была отличной, вряд ли бы Дэймос услышал, реши Каин хоть начать живьем сдирать с кого-нибудь кожу - что уж до влажных, бабских всхлипов и охов Авеля...

От размышлений отвлекла боль - острым резцом Дэймос рассек кожу на первой костяшке, и во рту стало чуть солоно. Как и всегда - боль отвлекла и привела в чувство, словно пощечина. Хотя какая ж это боль, так, царапинка... Зализывая ранку, он прикрыл глаза - пожалуй, многое бы сейчас отдал, чтобы Фобос оказался подальше, а Каин - поближе.
Кончик языка зацепился за острие ногтя, скользнул дальше по гладкой и твердой пластине и остановился, смазав по укусу. Отняв руку ото рта, Дэймос посмотрел на свет - крошечный треугольник разошедшейся розовой плоти еще не покрылся корочкой, по краям начали собираться капли то ли крови, то ли сукровицы. Вид собственного поврежденного тела будоражил, и кровь в ушах запульсировала по-другому.
Опустив руку под одеяло, он привычно скользнул сначала по животу - пальцы прошлись по приятному рельефу затянувшихся рубцов, затем по бедрам. На внутренней стороне бедра сейчас темнели глубокие полосы - на миг Дэймос представил, как Каин склоняется над его разведенными бедрами и снимает острыми зубами поджившую кожу. Как в полумраке становятся черны его губы, и как течет из уголка рта по подбородку кровь.
Сглотнув, Дэймос сжал себя в ладони - о, как сладко бы это было, коснись Каин его незаживающих ран.
Вот так, уже гораздо теплее, и луна почти не беспокоит, когда ласкаешь себя, выдыхая часто и тихо, чтобы не разбудить чутко спящего напарника. Уперевшись одной рукой в стену, Дэймос конвульсивно сжался в клубок - от напряжения подрагивало предплечье, потягивало в мышцах спины, но кончить расслабившись он не мог никогда. Только сжавшись, напрягшись, чуть царапая ногтями, изойдя потом, зажмурившись и прикусив губу - лишь тогда грубыми короткими рывками фактически выжать из себя недолгий, но яростный оргазм. И пережить сразу после этого несколько секунд невыносимой легкости падения в пустоту.

Капля пота скользнула из подмышки по груди, и Дэймос длинно и медленно выдохнул, ощущая, как под выдохом холодеет кожа. Он запыхался, но громко, так, как хочется, дышать было нельзя - надо было стараться издавать как можно меньше звуков и шорохов. Веки отяжелели - если удавалось кончить, всегда засыпалось спокойнее. Дэймос тихонько сдул со лба повлажневшую прядь волос и закрыл глаза - теперь можно было спокойно проваливаться в темноту.
Он бы так и сделал, если бы его голую спину не ожгло чужим взглядом.
Вот черт, он таки разбудил этого неврастеника... Сейчас будет шепотом робкое: "Дэймос, ты спишь?", и обычно было велико искушение отмолчаться, но в таком случае Фобос продолжал сверлить спину взглядом, и от этого хотелось выколоть ему его глупые телячьи глаза.
Вздохнув, Дэймос отвернулся от стены и всмотрелся в койку напротив - странно, но... Фобос выглядел спящим.
Волоски на загривке встали дыбом. Моментально определив направление, Дэймос вскинул глаза - и замер, чувствуя, как с щелканьем сжались зубы, прикусив кончик языка.
Схоронившись за вентиляционной решеткой, прямо из темноты шахты на него смотрели два белых глаза. Горящие белыми огоньками, они поблескивали, не двигаясь и не мигая.
Вентиляционная шахта - не самое приятное место на корабле, пристанище паразитов и мелких всеядных хищников. Обычно раз в пару месяцев всю базу эвакуировали и пускали по шахтам ядовитый газ, изничтожая тварей, но каждый раз там оказывалась пара-тройка неизвестных форм жизни, которые потом зачищались особыми отрядами дезинфекторов.
Видимо, в этот раз тварь попалась то ли очень живучая, то ли очень умная. Жаль, что размер ее по одному блеску глаз определить было невозможно. Дэймос хладнокровно разделался бы с любой мерзостью, пусть даже и обладай она зачатками разума.

Не разрывая зрительного контакта, он тихо спустил ноги на пол и скользнул рукой под подушку, вытащив балисонг. Так стало гораздо комфортнее, хотя Дэймос и понимал, что отвинтить решетку вентиляции существо вряд ли сумеет. Чужие глаза, наконец, мигнули, померкнув на мгновение - и неожиданно легкие и теплые невидимые пальцы легли на виски. Дэймос ошарашено поднял голову, но видел лишь по прежнему толстую стальную решетку и пару сияющих драгоценных камней за ней. В голове пронесся калейдоскоп картинок, от которых пальцы ослабели, и бабочка выскользнула на пол - чьи-то образы, смутно знакомые лица и прикосновения, родные запахи и усыпляющие объятия кого-то словно из прошлой жизни, большого, сильного, надежного. Может быть, мать? Отец? Кажется, именно так Дэймос воспринимал родителей в далеком детстве. Мягкие пальцы, разглаживающие волосы на висках, коснулись щеки, затем подцепили подбородок - пытливый взгляд заглянул в глаза...

Краем сознания Дэймос осознавал, что это сейчас копалось у него в голове, вытаскивая на поверхность все самое сокровенное, но сделать с этим ничего не мог. Было большое искушение замереть, поддаться и позволить себе и дальше дрейфовать в теплых волнах воспоминаний - они казались даже более реальными, чем боль от разошедшегося рубца на бедре.
Подняв бабочку с пола, он привстал на кровати и, выкинув лезвие парой движений, по очереди открутил оба винта - сначала один с тихим звуком упал в одеяла к его ногам, потом второй закатился под свод стопы.
Глаза, сияющие, словно бриллианты, приблизились из темноты - решетка больше не отделяла существо от комнаты. Дэймос смотрел в темноту широко раскрытыми глазами, ожидая приближения, и одна его часть надрывалась от воплей, заходясь от ужаса, а другая, бо'льшая, замирала и млела под невидимыми пальцами, ожидая новых прикосновений.

еще кусочек, написал, пока сидел в ростове без интернетов

Нечто мягкое пронеслось возле лица – и распустилось у глаз розовым махровым бутоном. Тонкая мембрана подрагивала, Дэймос чувствовал, как короткими, мягкими прикосновениями оно порхало возле его лица. Невидимые пальцы на висках чуть сжались, и появилось непреодолимое желание вытянуть руки в темноту шахты. Собственные движения казались медленными и плавными, словно приходилось двигаться, преодолевая сопротивление толщи воды – как во сне, когда рвешься вперед, но тело так легко, что не может оттолкнуться с достаточной силой, так и плывешь, длинными медлительными скачками…
Руку обдало то ли воздухом, то ли теплым дыханием – Дэймос рассеянно смотрел на собственное предплечье, исчезающее во тьме вентиляционной шахты. Ровные белесые шрамы, прозрачная кожа с крошечными точками уколов на сгибе локтя, желтоватый кровоподтек – ему кололи какое-то лекарство пару дней назад, молоденький доктор вздрогнул, и игла проткнула вену насквозь.
Кажется, это было в прошлой жизни, где не было жидкого белого света, внимательного ясного взгляда – и тихих команд каким-то до трепета знакомым голосом. Глаза увлажнились, Дэймос почувствовал, как по щеке медленно скатывается слеза – командам невозможно было не подчиняться, хотелось опередить, не заставлять издавать не звука… Его разум, хрупкий и нестабильный, заставляющий страдать душу и тело, наконец покоился в чьих-то крепких ладонях – захоти оно, и одним хлопком превратило бы его в дрожащее кровавое месиво, захоти – и он будет вечно, словно речная трава, колыхаться в теплых бегущих водах. Существо предлагало так много, как не мог предложить ни один человек, ни одно лекарство – и Дэймос вверял ему свое ненужное, ненавидимое тело, болезненное и истерзанное. Бороться для того, чтобы потом вновь лить на белый кафель ванной свою кровь, отрывать корки бинтов с подсохшей плоти – зачем?.. Замыкаться в своем душном алом мирке, когда можно блаженствовать, щурясь, словно на солнце, на мягкий желтоватый блеск глаз существа...
К руке, наконец, прикоснулись – влажно и обволакивающе, словно на мгновение пальцы попали существу в рот. Вытянув вторую руку, Дэймос погрузился пальцами в жидкое тепло, которое моментально затвердело под его прикосновениями.
- Иди… Иди сюда, - собственный голос словно шел прямо из груди, минуя глотку. Глухо и хрипло звуки текли сквозь голосовые связки, и Дэймосу казалось, что он ощущает каждую их вибрацию.
Несколько сокращений невидимых мускулов – неожиданно сильных, рубленых толчков – и руки словно обволокло скользкими жгутами. Еще один розовый росток показался из темноты, прильнул к первому, замеревшему на уровне кадыка - странные, хрупкие органы осязания, ощупывающие незнакомое существо. Дэймос чуть наклонил голову и коснулся трепещущей плоти кончиком языка – фактура прохладной сырой органики, без вкуса и запаха. Существо отреагировало мгновенно, так быстро, что Дэймос не успел и сглотнуть набежавшую слюну – тонкое, как шип, жало вышло и вошло в мякоть языка, а руки сжало до хруста. Отголосок боли вспыхнул где-то неяркой вспышкой, словно догорающая спичка.
Как всегда, боль привела в чувство, но в этот раз это было… так отстраненно, словно все происходящее Дэймос лениво наблюдал из-за толщи стекла.
Вот на кровати в темной комнате стоит обнаженный человек, его руки подняты и наполовину исчезли в вентиляции, вот странные отростки-побеги склонились к нему, словно змеиные головки, и капля за каплей кровь из прокола в языке словно в замедленной съемке падает на простыни.
Бесстрастное наблюдение внезапно затруднилось – тьма поползла из углов, сужая радиус обзора. Темно-алые кипящие клубы застилали зрение, а голова словно воспламенилась. Стоять сделалось невыносимо, от кончиков пальцев ног вверх до колен неспешно поплыло омертвение. Яд заставлял кровь гореть, и плоть по ощущениям вскипала и таяла, как пар.
Мелькнуло сожаление о том, как же быстро все кончилось, и Дэймос откинул голову, закрывая глаза и ожидая окончательного растворения.

Продолжение следует.