Кажется, мне пора придумывать новый, более экстремальный имидж - мои волосы меня стремительно покидают. Либо у меня сезонная линька, либо я скоро буду не только старым, но и лысым.
В связи с этим мне вспомнился один период в жизни, когда я чуть не изменил свою внешность навсегда.
По йуности, когда я только-только перестал быть дивным и уже не мечтал о том, что однажды из засранной рощицы выйдут эльфы и заберут меня в свою чудесную страну, мы с Машкой как-то послушали Раммштайн. Собственно, послушал я их, когда градус дивности уже спал, но об эльфах я все еще иногда подумывал. И тут во мне пробудился подросток, о котором Шайло в "Рипо-опере" пела и танцевала Нейтану. И все заверте...
Я остриг свои скудны локоны, сначала сам, а потом меня люто ровняли в парикмахерской. У меня теперь была длинная челка, а шерсть на затылке стояла дыбом - пенку для укладки, которую я на себя выливал, можно было исчислять литрами. Я покрасился в радикально красный цвет - не рыжий, а именно красный, как советский флаг. Я начал жостко бухать. Хотя вру, бухать и курить я начал гораздо раньше, просто если до этого я интеллигентно потягивал деревенский самогон из походной металлической кружки, и никто даже и заподозрить не мог, что это не чай, то теперь я занимался тем же самым, только в черте города, и потом вел себя отнюдь не интеллигентно. Сам себе прокалывал ухо, приходил домой на бровях, жрал димедрол, а потом ловил под одеялом воображаемого хомячка, пробовал курить траву, но меня не вставило совершенно, что, пожалуй даже хорошо, ибо если бы меня проперло, то вряд ли бы я сейчас был бы таким, каким вы меня знаете, а димедрол мне в соседней аптеке перестали продавать еще раньше, чем его запретили продавать без рецепта в принципе.
Так вот, в эти чудесные времена я мечтал о двух вещах - о белых линзах как у Рихарда Круспье (о них я мечтаю до сих пор) и о татуировке. Татуировка должна была располагаться на лице, такой черно-красный хамелеончик сидел бы у меня над бровью, а хвост его заканчивался бы где-то около уголка глаза. Самым опасным было то, что тогда папа иногда споминал о том, что я его детишка, и подкидывал мне денег - немного, но все же. То есть за некоторое время я мог бы накопить нужнаю сумму и наколоть-таки себе на фейс зверушку.
Но к счатью Машка всегда отличалась более трезвым умом и всячески меня отговаривала, а потом у меня еще началась аллергия на металл, началась фобия касательно неизменности моего кожного поркова, и я распрощался с этой мыслью окончательно.
Сейчас я иногда подумываю о том, чтобы сделать татуировку - когнечно не на физиономии - но меня останавливает все та же аллергия, распростанившая теперь еще и на клубнику, вишню (это я выяснил вчера) и тополиный пух, все та же фобия и отсуствие нормального тату-салона, где меня расписали бы так, как мне хочется.