Коротко о работе: выкинули вино 2007 года. На мой вопрос какогохуа, ответили, что оно старое.
Напомнило историю, когда с макбука удалили ай-ось и поставили винду.

@темы: Fortuna est padla

---

БОГИ

---

Фанфик по DA:I каллен/дориан, который я никогда не напишу.
Почему, ах, почему недодали Дориану его боевого бабуина с концепт-артов?

Все началось потому, что у Дориана в один прекрасный день так и не хватило яиц уйти из Тевинтера.
Когда Создатель щедрою рукой отсыпал ему силу воли, длань Всевышнего дрогнула, и пара крупиц улетела мимо. В итоге когда настал день на хэ, но не подумайте, что хороший, Дориан желваками поиграл, усы помусолил, но от золотой кормушки сил отвалиться не хватило, потому как могу противостоять всему, кроме искушения. /люблю таких героев, которым когда-то стали на поступок не хватило, и в итоге вся жизнь катится впизду, упс, кажется, я раскрыл интригу раньше времени, ну да пофиг/
И вот, чтобы избежать целительного ритуала магии крови по исправлению ориентации, /боги, я обожаю этот канон/ Дориан идет на поводу у своего учителя /мы ведь помним, что с волей у Дориана нынче туго, соответственно, если переживания по поводу "твари ли рабы или право имеют" и присутствуют, то он об этом никого не оповещает/ и уходит служить в молодую и перспективную компанию венатори. То есть вроде как и путь в семью и к семейным ништячкам не закрыт, и в то же время подальше от отче с его недобрыми намерениями. Такой способ побунтовать, но в то же время с возможностью со временем (если не убьют) дать задний ход.
В итоге Дориан забирает все заговоренные украшения, который только может на себя надеть, в том числе и кольцо в нос и еще, хе-хе, кое в какие места, вешает некоторое количество на Кусаку - своего боевого бабуина-самца - и на пару они покидают родные пенаты.

Разумеется, служба оказывается не совсем такой, как представлялось папиному бродяге, маминому симпатяге, но все жеж престижно, да и от папеньки достаточно далеко. Дориан даже видит в этом определенный плюс - пусть отец подумает над своим поведением, потому как лучше наследник, играющий на задних дворах своих товарищей, чем вообще никакого.

Время в войске венатори он проводит в основном страдая от холода, голода, клещей, пауков и жестких еловых лап вместо пуховых перин, к которым привыкли бока. Самое популярное заклинание у главного лекарей из санбата - это заклинание против грибка на ногах и дизентерии от гнилой воды. До самого театра военных действий их отряды еще не дошли, так что пока воевать приходится в основном со вшами и лютым желанием в первом же населенном пункте выкрасть свежую лошадь и позорно дезертировать домой.
И только воспоминания о подогнанной родственниками невесте - абсолютно безумной особе, в результате длительного близкородственного скрещивания отборнейших экземпляров получившей ниибическую магическую мощь, но и в силу тех же самых причин начисто лишенной рассудка - заставляют Дориана день за днем скрипеть зубами и засыпать на голой земле, уткнувшись лицом в меха Кусаки.
Если кому-то сейчас хуже, чем Дориану, так это его бабуину - от сырости и холодов зверь болеет и ревет ревом. Хозяин сушит его шкуру магией и с помощью телепатической связи поглаживает и успокаивает животину, но день ото дня бабуин звереет все больше.
/я думал, зачем Доряну может вообще понадобиться бабуин и придумал, что тевинтерцы используют их на поле боя для нейтрализации вражеских войск - бафнув и без того вертких абизянов на ловкость и сделав их ваще неуловимыми, тевинтерские маги спускают их на лучников, и абизяны вырывают им глаза ( ♡ﾟ▽ﾟ♡ )/

В итоге спустя некоторое время у Дориана в силу врожденных хитрожопости и приспособленчества вырисовываются ярковыраженные склонности к разведке и шпионажу - и его, недолго думая, отправляют следить за одним небольшим отрядом Инквизиции, который возглавляет один из главнокомандующих, коммандер Кален.

Дориан крадется по пятам, страшно, СТРАШНО завидует бабуину, который ловит птиц и пьет теплую кровь, Дориан ненавидит свою ебанную жизнь и ебанных солдат Инквизиции, греющихся возле ночного костра. Цель их похода неясна, но раз ведет их сам главнокомандующий, значит дело серьезное и скорее всего связанно, как подозревает Дориан, с присоединением неких союзнических сил. Сил ночевать в ямах с водой в осеннем лесу уже нет и вот, опередив отряд и разжившись приличными не_тевинтерскими шмотками, Дориан добирается до таверны, где вечером непременно окажется отряд Инквизиции.

Так и получается. Вечером открываются двери и вваливается отряд во главе с коммандером Калленом, который чет приуныл, и шкура его львиная воняет кошачьей мочой и тоже чет приуныла от сырости.
Дориан, уже вволю навалявшийся в горячей воде и снова, наконец, увидевший в зеркале свое лицо, а не кучу конспиративной грязи, морщит носик, но все же подсаживается поближе. Солдатня разбредается за столы, небольшой ажиотаж утихает, и тогда Дориан ставит перед коммандером кружку горячего вина с перцем, и сам присаживает рядом.
У Каллена от усталости в голове мутно, в сапогах сыро, а в желудке уже неделю не было нормальной еды, так что его развозит буквально с миски похлебки и нескольких кружек с вином. Умный Дориан забалтывает его, представившись скучающим бродячим коммивояжером, торговцем всякой магической мелочевкой - вот, к примеру, отличный образчик, прирученный боевой бабуин из самого Тевинтера, сидит и греет красную жопу возле камина.
Каллен отвечает весьма скупо, но о чем-то, с войнами несвязанном, потрепаться рад. А еще рад теплу огня и третьей кружке деревенского самогона, которую Дориан все подпихивает ему под локоть. И как-то так получается, что между делом рядом с самогоном оказывается еще и склянка с лириумом, которого Каллен уже несколько дней как не видал.
Поигрывая бровями, Дориан сообщает, что у него еще есть, только наверху, и за некоторое количество монеток он готов с ним расстаться.
Коммандер Каллен, заядлый наркоман со стажем, оказывается в комнате Дориана едва ли не раньше хозяина, и тот запирает за ними дверь, подумывая эту дровину напоить лириумом и еще бухлом, и снова бухлом, а потом вдоволь пошариться в его поясной сумке.

Но тут оказывается, что под вонючими тряпками и ледяными железками коммандер Каллен еще вполне может внести смуту в душу Доряна, к которому уже, как к Робинзону Крузо, девственность практически вернусь от воздержания.
Ну и конечно же случается неистовый пьяный секс - насколько вообще слова "неистовый" и "секс" можно упоминать с именем Каллена в одном предложении. Потом Дорян тащит коммандера отмыться - и снова того этого.
И вот так до самого утра, то того, то этого.

За окном занимается рассвет, а Дориан вместо того, чтобы отвалиться и захрапеть, уткнувшись в мужыцую волосатую подмышку, смотрит в хмарь за окном и отчаянно удерживаться от того, чтобы не пойти и не вскрыться прямо в медной ванне - останавливает его тока то, что вода уже остыла.
Вспоминаются ему так некстати все его похождения - удачные и неудачные. "Рилиенус, загорелая кожа цвета виски, тень на скулах, губы изгибаются при улыбке".(с) Тока вот нету Коула, который бы ему сказал, что Рилиенус согласился бы. Вспоминаются роскошь, рабы и литры розового масла, чищенный виноград и вообще все то, что Дориан так любил - и был вынужден оставить.
Смерть, жопа, сотона сгущаются, Дориан погружается все глубже в бездны рефлексии и страданий, медленно в сотый раз переваривая свою жизнь, принятые решения - короче, занимается всем тем, чем обычно занимаемся мы лежа без сна в четыре утра.

Как всегда вовремя, на благодатную почву проснувшийся Каллен наступает своим кованным сапогом моралофажества - внезапно очнувшись в постели с мужиком, он понимает, что бутон сорван, холодильник разморожен и роза не свежа, и у него начинается лютобешенный бугурт. Едва держа себя в руках, он мечется по комнате, собирая шмотки и сквозь зубы цедя, что все было отвратительной ошибкой.

И вот тут Дориана закрывает. Ему бы вальяжно лежать, похохатывая, наблюдать за мелькающими алыми от стыда и гнева ягодицами его случайного одноразового мужика, да отпускать пошлые шуточки. Но вместо этого он ярится, как Кусака, и обстреливает Каллена ядом, одновременно жалея себя со страшной силой. Куда ни ходи - все равно от людского паскудства не уйдешь. Что дома он урод и выродок, что тут, в на другом конце света в жопе мира. Те, с кем он ночью весело ебется, по утрам сыпят лицемерными обвинениями.
Возможно, если Дорян чуть меньше настрадался от житейских невзгод в походе, он бы выключил эмоции. Ну или хотя бы не принял так близко к сердцу.
А сейчас так получается, что бедолага Каллен, который ваще натурал, да к тому же еще и в партнершах очень разборчивый и вообще-то глубоко шокированный произошедшим, становится для него едва ли не всем средоточием ханжества и лицемерия.
И сейчас Дорян принимает еще одно решение, которое придает его и без того пущенной попизде жизни дополнительное ускорение - про себя он объявляет Каллену вендетту.

Начинает он с весьма эффектного заклинания прикладывающего коммандера головушкой о стену, срывает с его пояса вещмешок с документами и, прихватив еще его кошель с монетками - на секунду становится самому немного стыдно за мелочность, но жажда мести берет верх.
В итоге спустя некоторое время Дориан появляется в штабе с документами, картами и письмам Каллена, и радостное командование велит Дориану готовить дырочку, хе-хе, для медали, а не для того, что вы подумали, и отправляет к пункту назначения отряда Инквизиции - стратегически важной крепости - отряды венатори.

Разумеется, Дориан несентся на всех парах МСТИТЬ за свое поруганное все, но по пути заворачивает в крупный город - ради задуманного эффектного появления ему не жаль нескольких дней пути и части своих накоплений.
Появление и правда оказывается эффектным - завернув в город, Дориан находит местячковый зверинец и выкупает у них когобвыдумали? Льва, разумеется! С помощью телепатической связи, которую обычно он использует для общения с Кусакой, Дорян усмиряет котана и в итоге выезжает перед вражеским войском, оседлав льва. Оседлав. Льва. Коммандер Каллен, видя такое непотребство, идет пятнами прямо под своим шлемом с львиной мордой, под гривой все начинает внезапно чесаться - скорее всего, от пронзительных взглядов хихикающей солдатни.
А Дорян и рад, гарцует на коте и похохатывает.

Нервы у Каллена сдают, он командует нападать, и Дориан уже представляет, как сладко будет взять одного из главнокомандующих Инквизиции в плен, посадить его на цепь и в клетку, будто зверя, без одежды и еды. Но тут случается то, чего никто не мог ожидать - открывается рифт, из которого лезут и лезут орды нечисти, не разбирающей, кто свой, а кто чужой - и на поле боя начинается адова свалка и неразбериха. И в итоге по стечению обстоятельств коммандер Каллен погибает.

Если бы он остался жив, если бы Дориан его действительно взял в плен и измывался бы над ним, выплевывал бы ему в лицо все, что накипело, если бы Каллен ему что-нибудь бы отвечал, то глядишь - и Доряна бы попустило. Ну а сейчас, имея перед собой только хладный труп, у Доряна в сознание тектонические плиты начинают со скрежетом наезжать одна на другую, и он натурально летит в пропасть.

Солдаты Инквизиции - то крошечное количество оставшихся в живых человек - ищут тело коммандера, чтобы не с пустыми руками домой-то возвращаться, но им даже нечего оплакать - тела нет.
Зато при следующей битве с венатори оно находится.
Комманер Каллен стоит, покачиваясь перед вражеским строем - издалека солдатам Инквизиции его сияющий шлем виден просто прекрасно. Переступает с ноги на ногу, неловко, будто новорожденный жеребенок, кажется сейчас завалится. Венатори, стоящие рядом, морщатся от трупного смрада, исходящего от коммандера. Ну а рядом в первых же рядах стоит некий некромант, не буду показывать пальцем, кто именно, и оплетает мертвое тело плотной сетью заклинаний.

Сказать, что солдаты Инквизиции деморализованы - это значит ничего, вообще ничего не сказать. Их любимый коммандер погублен и поруган, куда уж им, вчерашним пизантам с вилами против армии, которая даже Каллена пережевала и выплюнула.
Когда начинается сеча, Дориан сидит в сторонке, прихлебывая лириумное зелье, и управляет телом коммандера - навыки вояки не покидают Каллена даже после смерти, Дориану лишь остается следить, чтобы тот не развалился.

Венатори одерживают убедительные победы одну за другой, Дориан, наконец, получает то, что никогда уже не надеялся получить - всеобщее признание. Но лавры не приносят ни покоя, ни радости.
У него новый смысл жизни. Он лежит ночами с трупом в постели - поддержание тела в пристойном виде стоит ему нечеловеческого напряжения, литров лириумного зелья и крупиц рассудка, потихоньку рассыпающегося, как песчаный куличик. Дориан болтает с ним, весело смеется, остроумно парируя собственные реплики - и стража, выставленная перед пологом его шатра, холодеет от ужаса. Из темноты доносятся серебристые звуки смеха, голос, медовый и ироничный, спрашивает и тут же сам себе отвечает, и им кажется, будто безумие вместе с запахом разложения стелется из темного нутра.

Кусака сидит, подобравшись, возле входа - поднимает губу и показывает длинные желтые клыки при попытке его прогнать - но внутрь не идет. Есть он перестал еще неделю назад, шкура лезет клочьями, будто его обварили кипятком.

Командование озабочено состоянием Дориана, но им абсолютно точно выгодно текущее положение вещей - пока еще солдатам Инквизиции оставшиеся главнокомандующие не промыли мозги, труп любимого коммандера, лихо отсекающего головы вчерашним братьям, действует безотказно. Но это явно ненадолго, хватит может быть еще на пару битв. И что потом делать с сумасшедшим отпрыском Павусов?
В ставку для участия в совете прибывает отец Дориана. Постояв под шатром несколько минут и послушав, он кивает головой магистрам.
Решение они принимают единогласно и без слов.
Амен.

@темы: Games, DA:I

---

Прочитал и осуждаю

Поклонникам "Бегущего в лабиринте" не тратить нервные клетки

Некоторое время назад меня сразила бессонница. Прошлой зимой, когда спал по полтора-два часа в сутки и дико мучился от гипергидроза - это когда просыпаешься от ледяного пота и понимаешь, что пропотел, кажется, не только одеяло и простыни, но и матрас до самого пола, а может быть даже залил соседей снизу - коротал длинные холодные ночи за "Голодными играми". Три страницы - пятиминутная дрема, еще парочка - две минуты черной ваты.
Короче, когда от недосыпа у меня натурально едет крыша и на чердаке начинают гулять ветра, я обычно смачно прикладываюсь к какому-нибудь популярному говнищу с мазохистской целью откушать.
Так вот, прошлогодние "Голодные игры" по сравнению с "Бегущим в лабиринте" - это прямо образчик высокого искусства.
Более фееричного мейнстримового говна я уже сто лет не читал. Есть такие особенные авторы, тексты которых состоят в основном из скудного перечисления событий, базовых реакций и состояний, то есть вся книга состоит из "он пришел, он проголодался, ему холодно и грустно, а потом он побежал, а потом получил в морду, и было ему так больно, так больно, что просто ужас". Как можно сопереживать героям, на которых самому автору настолько насрать? Что главные, что второстепенные - даже не люди, это один сплошной проименованный монотонный перечень действий "пожрал-посрал-поспал-побежал-умер", разбавленный примитивными всплесками эмоций, то есть в промежутке между "пожал и умер" иногда проскакивает "испугался - рассердился".
Вероятно это происходит от невероятно убогого авторского языка, потому как текст книги более всего напоминает ее же краткое содержание, написанное так, чтобы последнему троечнику было все предельно ясно.
Я просто не воспринимаю тексты, в которых авторы так не_погружаются в собственный мир. Третья книга - один сплошной слив. Очень характеризует то, как автор разрешил наметившийся любовный треугольник - за три абзаца до финала раздавил девицу-претендентку на ГГ камнем, и дело с концом, чем избавил главного героя от трудного выбора, а себя - от написания внятного финала любовной линии.
Примерно в этом же стиле автор исполняет все прочие сюжетные ходы.
Вывод: ни уму, ни сердцу.

---

о любимом - о еде

мы тут с чортом чо-то взялись активно кулинарить. коровеем наперегонки, епта.
сегодня испекли киш с луком-пореем, грибами и сыром, завтра будем печь маффины. послезавтра отрастут усы, нарастет майка с оленем, и мы станем хипсторами. вообще основательно подкосило привычное меню из нихуя с брокколи и куриными грудками и пиццей по выходным появление тостера - сбагрили чортовы родители, которые сначала зело его алкали, а в итоге за год даже не распаковали.
я никогда в жизни не ел тостов. реально, никогда! мне всегда казалось, что поджаренный хлеб - это... ну это просто хлеб, только сухой. сухой хлеб - это не круто ваще, я хлеб не люблю. а тут оказалось, что он не сухой, а будто поджаренный на огне!
понимаете, будто ты сидишь на берегу реченьки, кормишь комаров, палишь костер и жаришь на палочке хлеб.Т^Т
короче, есть такое ощущение, что мои мятные шорты к лету - сияющий и левитирующий сакральный символ, который благословлял меня жрать пареные грудки и цветную капузду - так и останутся не купленными.

---

При втором прохождении беседую беседы с Соласом - во всяком случае, пока он со мной вообще разговаривает. Общаемся примерно так:
Инкизитор: ...
Солас: Рад слышать, друг мой.
Солас не одобряет.

Ват зе фак?! Чего же тогда ты рад слышать? "Рад слышать, Инквизитор, что ты, разумеется, мудак, но не настолько, чтобы тебя прямо уж всецело не одобрить". Втащить ему конечно хочется, но все познается в сравнении, то есть уже не сильнее, чем Вивьен. Эта просто без комментариев, если бы Инквизитор тоже мог бы осуждать, я бы ее осуждал даже за междометия.

После диалогов с Соласом я вообще не удивлен концовке - кто бы уж к себе паразита подсадил по доброй воле, как ни этот. После Андерса меня от этих добровольных носителей сквикает аж до икоты.
Единственное, что меня несколько смутило в разговоре - хотя стелет Солас, конечно, мягко, и прямо послушать его, так Тень это лучшее место для семейного отпуска - его фраза о том, что Тень есть отражение воображения. Как я его понял, что у тебя в подкорке над чем превалирует, то тебе любезно и подсовывают. То есть типа-опа совы не то, чем кажутся, и тупые существа просто не могут оценить всей глубины прекрасных созданий из Тени? Лол, такие ограниченные и узколобые, сами виноваты, думают о них плохо, вот и имеют в сухом остатке злобных демонов. И выходит, у нас тут практически во всем Тедасе один Солас стоит в ослепительно-белом пальто, а все остальные чорные душонки получают по заслугам.

Но, конечно, все это меркнет по сравнению с рассказами Быка о том, как его прилюдно выебали страпоном.

@темы: DA:I

---

в ванной что-то шипит.
я, замерзший и изможденный сатанинским оком, восстаю из одеял. кролик в клеточке, пританцовывая, женится на миске с кормом уже второй час без остановки, поэтому сквозь грохот - звук такой, будто он бьет в турецкий барабан и взрывает хлопушки - шипение я услышал не сразу.
захожу, готовый ко всему.
а там ванна алого кипятка. в котором тонет сожженная форма для выпечки с пришквареной фольгой - дрендноут из ада идет ко дну.
валит пар и плавает гарь, величественное зрелище, прямо тернер, "последний рейс корабля "отважный"".
захотелось внезапно выйти из квартиры прямо через вентиляцию и бежать босиком по снегу к людям.
краны закрутил, форму оставил тонуть. есть надежда, что засор проварится как следует, прилив схлынет, и я, наконец, помоюсь.

---

что сделать, если ты устал? окончить бой, взять портвейн

вчера где-то в пятом часу утра я доиграл-таки инквизицию. как всегда, немного через задницу, потому как трех - трех!!! - спутников я забыл собрать, увлекшись побочными квестами и фотографированием мусье инквизитора в разных естественных позах под кустами смородины с пломбиром мороженным. вобсчем, заради вивьен, блекволла и овсянки сэры прохожу заново уже бабонькой-лавеллан.
мне, кстати, страшно больно, прямо до воспламеняющегося подо мной кресла делают прически, в частности, две вещи:
1) у мужков и у баб они одинаковые, джизус, я это заметил только после полутора часов попыток сваять себе второго икнвизитора. есть ли моды на нормальные бабские парики?
2) больше половины занимают различные вариации ЛЫСЫХ ЧЕРЕПОВ. лысых, блять, черепов! что, так много любителей любоваться шарами для боулинга? мне одной лысины соласа хватило бы.

в лютый фарш заебала лелианна. напоминает анекдот про иосифа, который положил голову на рельсы и сказал: "ну значит не судьба!", глядя вслед уходящему поезду.
можно уже было определиться к концу игры, магнолия она или где? я все, все неловкие слезливые сцены поддерживал эту суку и подставлял ей свое мужественно плечо, а в итоге она доброго и красивого мусье инквизтора обосрала и решила, что теперь будет ходить без шапки и морозить уши назло маме. мама инквизитор пожал плечами и выбросился с балкончика прямо на голову соласу поскользнулся на лысине и сломал хребет, и больше к ней мы не поднимались.
из нее любовь к ней ее создателей прямо так и прет отовсюду, и такая уж она вся сложносочиненная и напыщенно-насыщенная, что глаза бы ее не видели. на том и окончим.

кассандра охуенная злобная девушка-с-училища! такая строгая госпожа, вели она только сосать ее шпильку, инквизитор бросился бы немедля, да вот жаль, шпилек она не носит. сделать ее верховной - верх мудачества и жестокости, это как гончую из ада заставить в цирке прыгать через розовую скакалку. сам не понял, как так вышло, учитывая, что я старательно подталкивал к сей печальной участи лелианну, чтобы сбагрить ее уже вон.

варрик расстроил чо-то.(( эта его дрочка вприпрыжку на хоука и былые времена злит! злииит! все, варрик, брат, братишка, братюня хоук тебе вращенье придавал, хватит быть немножко беременным - или с инквизицией, или нахуй с пляжа.
насколько он мне нравится в DA II, настолько же и печалит тут. а еще печалит, что я проебал его квест с бьянкой и так и не узнал, что там за кулстори. приклеили себе стикер на ноут со списком того, что надо в этот раз не, иначе придется проходить еще, а третьей пытки прическами я не переживу.

каллен. калленкалленкаллен-скарфэйс.
я бы с него его гриву эмо-льва стащил бы, посмотрел бы, что там под а вдруг там горб, но мне деликатно предложили дружбу.
что может быть приятнее и милее для души, чем наркоман, пытающий переломаться? при этом без бэд-трипов, соплей и дерьма, эдакая гламурная ломочка для девочек. жаль, что еще шоколад не ел плитками, как киану ривз в фильме пр серферов.
мне так прельстива идея преодоления, и еще более прельстиво то, что можно ввергнуть его обратно одним только пряданием инквизиторского уха, что я этот эти сцены замусолил едва ли не больше, чем разговор с купцом в вал руайо, который зажопил медальон дориана.
абсолютно приятный персонаж, стопроцентно в коня корм.

бычуня.
с радостью подхватываю свун по поводу жывотного, но! но как-то слишком уж ему все похую мороз. и это тоже печалит, хотя я ваще релаксирую, когда попадаются такие персонажи, за которыми гг как за каменной стеной. но в случае быка есть какое-то чуйство, что стена в один прекрасный момент может дать по съебам.
вздернут инквизитора - он пожмет могучими плечами и уйдет пастись на другой лужок, и бует вспоминать о нем тока когда байки будет травить новому боссу. но может я не прав канешна, и снова что-то где-то упустил.=___=
вообще меня заставляет грустить тот факт, что большая часть персонажей клала, по сути, на инквизитора шершавый. всем прекрасен кунари, абсолютно всем мне люб, и поэтому абыдна втройне.
я, кстати, знатный слоу, только к концу игры понял, что крэм - трас. понял и возрадовался снова, что не отправил "быков" умирать.
еще вот на шаровары в которых варятся шары и на жопу быка могу смотреть вечно! если дориану на задницу можно рюмку ставить, то у быка можно разместить без проблем цельный мини-бар.

про соласа мне вообще нечего написать. нет, правда, угли еще после сцены после титров не остыли.

про дориана я имею большое желание напейсать отдельный псто, потому как не насосал, а заслужил!

@темы: Games, DA:I

---

<3333333333333333333

после трех стейков и банки соленых помидоров мне все можно.










Прослушать или скачать Roby Fayer Ready To Fight бесплатно на Простоплеер

@темы: Games, DA:I

---

я просто писаюсь кипяточком от возможности делать разные всякие шмотоки. ваще во все рпг мморпг я играю в основном ради того, чтобы пропалывать локации до последнего корешка и для того, чтобы одевать чаров. если надо заради какого-нибудь платья с турнюром на мага вычистить данж тридцать раз - я да. если надо в полнолунье дождаться респа раровского моба, с которого с вероятностью в пять процентов дропнется перо павлина для того, чтобы воткнуть его и быть самым красивым на деревне - я однозначно да.
чем меня дико удовлетворял скайрим и дьябла - там можно все делать без патички (спутники не считаются полноправной патичкой, потому как они не устроят психи посреди босса или кот им не прольет чай на клаву, спутники, они просто прекрасны в отличии от).
но что в там, что там шмот достаточно унылый. самый прекрасный для меня был айон, но там надо ходить в пати с живыми людьми, а для меня это проблема практиццки непреодолимая.
и тут! оказывается! что в инквизиции! есть! мильон! моделек! одежи!
прохождение у меня в итоге застопорилось, подвисли все квесты спутников - часами я сижу в подвале и одеваю спутников. иногда выползаю за ресами, но у меня их скопилось такое количество, чтоб даже неприлично об этом говорить.
картинка для разрядки обстановочки - вот этот вот ошейничек, это то, ради чего я терплю общую беспонтовость. абыдна, когда дропается шмотка красивее, чем ты крафтил N-нное количество часов, к тому же с дебильными характеристиками.

@темы: Games, DA:I

---

я тут ВНЕЗАНО понял, что у меня в крепе катастрофически мало людей. холодея , пошел читать список спутников - и точно! проебалсь сера, вивьен и блекволл. и самое ужасное, что проебались и квесты на принятие их в отряд.( что делать, куда идтить?

@темы: Games, DA:I

---

Я напейсал большой псто про то, как я пропалывал под каждым кустом и камнем Внутренние земли, брал квесты на каждого барашку и удовлетворял всех пизантов желудочно, потому что я красивый и добрый мусье.
Красивый:


И добрый, спас Фенриса от вдовьей доли, правда, мне странно, как Хоук сам по себе не скончался от разрыва пукана:


Но вместо этого приключился первый бал Наташи Ростовой.
Изначально было ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО. Ну а потом появилась возможность решать проблемы так, как я люблю - то есть грубой силой.
Более всего, конечно, меня зацепило, как Дорианчик тоскует по тевинтерскому гадюшнику, как написала кошечка моя  нои-альбинои
Меня вот еще зожгло, как он вещал о изнурительных танцах и кровопролитии. Это ж прямо как на русских свадьбах - два баяна не порвали, в морду никому не дали, считай, праздник не удался. Теперь не могу отделаться от картины, как красномордая тевинтерская знать пыхтя и потея пляшет под Сердючку.
но любая ситуация - это повод пофапать. Ваще ОЧЕНЬ надеюсь, что в следующей части нам доложат мяса и покажут Тевинтер. Учитывая, что я глобально даже не в танке - в подлодке относительно получения новостей о грядущем, люто, до марципановых слез тешу себя мечтами о высоком.
Бальные залы и тусовки в тевинтерских дворцах представляю себе чем-то средним, между пещерой Смауга, тока золото все черненое, и вечеринкой блонди из АНК. Рабы, магия крови, бассейны коньяка и прочие прелести Нового Света. И результаты целенаправленной селекционно-племенной работы мочат усы в кубках из черепов с рубинами в глазницах. Мне кажеццо, что на такое было стыдным фапать еще году эдак в 2004, но, это как с конфетами "Бешеная пчелка" - остановиццо невозможно, пока в инсулиновую кому не впадешь.

@темы: Games, DA:I

---

DA:I

Как прошли мои выходные? Я мог бы покрасить коридор. Или прибить плинтуса. Или пойти на улицу и поиграть в грязьки.
Но вместо этого:

Это лицо как бы говорит: "Постой, мы пропололи еще не все Внутренние земли! Мы еще не нашлю ебучий ключ от ебучей хижины в Бурой трясине!"
Мой чотанький мусье Инквизитор прибыл на "Я и бал принцесс" и понял, что в рот ебал бы тут каждый гвоздь и каждую трубу шатал, была б его воля. Он бы с наслаждением съел свой синий трехметровый шелковый кушак, если бы ему сказали, что после этого потеть и зеленеть перед орлеанской знатью ему не придется. С одной стороны, конечно, хочется до уссачки в Игру, чтобы как большой, чтобы вершить судьбы не только битьем морд, а еще и всякой... этой, как ее... а, дипломатией! С другой... Только мусье видит одинаковые ряды масок, как ему сразу хочется сказать, что все они все идут в жопу, а он идет домой, пока ветер без камней. Синдром самозванца борется чудовищным самомнением и охуенным комплексом неполноценности.
Собрался весь в кулачок и пошел поговорить с одним пэром - в итоге сразу же просрал 15 очков благосклонности, нонче страдает на банкетке в углу и пускает пузыри в фужер с шампанским.

@темы: Games, DA:I

---

почему я ненавижу общественную нагрузку

как все происходит в нормальных компаниях? Звонят в отдел снабжения и говорят, мол, надо нам пятьдесят одноразовых халатов - у нас экскурсия на производство. говно вопрос, отвечает отдел снабжения и выдает пятьдесят халатов.
как все происходит у нас?
за три недели пишем служебку о том, что нам надо пятьдесят халатов. отдел снабжения в рот ебал все на свете, поэтому вместо пятидесяти халатов заказывает восемь тысяч - в душе не чаю, отчего не столько, сколько сказали. в итоге когда нам сообщают, что пришла машина, мы идем за сраными халатами и обнаруживаем, что там их целая, блять, фура, а до прибытия высоких членов остается минут тридцать. пока мы бежим через ледяное поле к офисному зданию, чтобы сообщить о том, что там нужны грузчики - телефоны никто не берет, потому как то ли перекур, то ли сиеста - что делает отдел снабжения? правильно, осознав, что разгружать некому, пожимает плечами и отправляет машину обратно. ну а хули им, нет машины - нет проблемы.
и тут настает время охуительных историй - я слушаю о тяжелом жизненном пути ответственного за ебаные халаты лица, через три минуты я вообще не понимаю, что я здесь делаю, мне хочется выйти, идти к реке, окунуться в благословенную тишину и залечь в ил до весны.
часики тикают, и тут я из всего словесного потока выхватываю фразу о том, что, оказывается, есть на остатке еще семьсот штук. не вдаваясь в подробности того, зачем, собственно, надо было что-то заказывать, имея этого самого на остатке ровно в четырнадцать раз больше, чем необходимо, я бегу и падаю в ноги махровой тете, которая, кажется, уже лет сто работает в бельевой, и очень удивляется, когда такие, как я, с ней заговаривают и вообще в принципе оказываются говорящими.
если меня кто-то попросит рассказать о моей работе, я расскажу именно эту историю, потому что у нас все, абсолютно все происходит по такому сценарию. через жопу - это еще недостаточно извилистое описание нашего подхода.

@темы: Fortuna est padla

---

ебашу, бль, как таджик в "пятерочке", по 12 часов в день. только проснулся - уже устал.
когда жить ваще?

---

Хотел выложить под халавин, но хорошо, закончил хоть не к новому году.

Название: День всех усопших
Фэндом: Ганнибал
Основные персонажи: Ганнибал Лектер, Уилл Грэм, Алана Блум, Эбигейл Хоббс, Беверли Катц
Пэйринг или персонажи: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Ужасы
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Драббл

К вечеру солнце окунается в малиновый закат.
Мешок с крупными оранжевыми тыквами, привезенный дружелюбным соседом еще пару дней назад, так и лежит возле крыльца – одна тыква выкатилась и развалилась пополам. Сладкий сок ушел в землю, белые семечки растаскивают птицы.

Уилл наблюдает, как синекрылые сойки ругаются, вьются над тыквой, садятся на край, запуская коготки в душистую мякоть. Будь тут псы – вылетели бы стрелами, заливаясь лаем и клацая зубами в воздухе, там, где мгновение назад еще мельтешили острые соичьи хвосты. Домашние умильно-неповоротливые лоснящиеся охотники не могут поймать собственный хвост, чего уж говорить о диких птицах.

Но собак в доме нет – все они заперты в сарае до утра. Полные миски с кормом, поилки и теплые тюфячки – будет прохладно, но одну ночь звери потерпят. Иногда доносится приглушенная ленивая грызня, животные волнуются взаперти, но Уилл за них спокоен.

Точильный камень оставляет колкую крошку на ладонях, кожа белеет от пыли, а звук точки ножей далеко разносится в холодном воздухе. Уилл выдыхает облака пара изо рта и поднимает железный нож – закатное солнце растекается гранатовым соком на подъеме клинка. Кажется, урони на лезвие соломинку – развалится на две части.

Размахнувшись, Грэм втыкает нож в косяк над дверью – первые несколько сантиметров лезвие скользит легко, а потом застревает. Еще два ножа на подоконнике прямо за дверью – рукоять одного обмотана конопляной веревкой, хвостовик второго, короткого и старого, утопает в желтой кости.

Четвертый ложится на стол, этот самый удобный, рябиновая рукоять захватана, кажется, дерево примялось под пальцы.

Пятый нож Уилл втыкает в косяк над черным ходом и вешает на него гроздья рябины – крупные, налитые ягоды, чуть прихваченные ранними заморозками, весьма соблазнительны для птиц, но дело к ночи, и до утра рябина останется нетронутой.
Сорвав одну ягоду, Уилл кладет ее в рот и прожевывает, глотая горьковатую мякоть.
Это единственное, что он сегодня ел, и желудок отзывается болезненной голодной судорогой.

Грэм поднимает голову – над головой плывет луна. Небо еще светло, первые звезды только открывают глаза, а луна уже сияет, будто серебряная монетка – кто-то подбросил, а она так и осталась на небосводе.
Банка с крупной солью застоялась на крыльце и теперь леденит ладонь – Уилл отставляет ее и натягивает бурые перчатки без пальцев.
Первым делом он направляется к сараю, где, чуя его приближение, беснуются собаки. Не обращая на них внимание, он аккуратно обходит здание по периметру, рассыпая на пожухлой траве крупные сероватые комки соли. Когда замывается круг, он проверяет тяжелый ржавый амбарный замок – тот надежно заперт.
Послушав еще пару мгновений возню, он возвращается в дом.

На улице уже стемнело настолько, что силуэты едва различимы, и Уилл зажигает керосиновую лампу. Сразу становится будто теплее, оранжевый свет пляшет по стенам, предметы отбрасываются длинные тени, будто трафареты в волшебном фонаре.

Грэм трогает стекло, скользит пальцами, ловя тепло. Поверхность мутна от копоти, но света и тепла достаточно, чтобы обогреть озябшие руки.
На столе стоят керамические разномастные миски – в одной матово-голубое маковое семя, в другой белый кунжут, а в третьей черный. Поразмыслив, Уилл перемешивает белые и черные кунжутные семена, запускает в них ладонь и закрывает глаза – семечки скользят из горсти с тихим шорохом, убаюкивают и успокаивают.

Миску с маком он выставляет на крыльцо, миску с кунжутом – на обеденный стол в гостиной, прямо рядом с ножом. Васильки на керамических боках безмятежно утопают в золотистой ржи, кажется, будто дотронешься и почувствуешь тепло, будто посудина нагрелась под знойным полуденным солнцем в июле.

Теперь, глядя в окно, Уилл не может разглядеть силуэт сарая, временного пристанища собак – ночь начинается.
Оставив одну керосиновую лампу на столе, он зажигает другую, берет со стола мешочек с пшеном и проходит в спальню.

Там в просторной клетке сидит на шестке огромный петух, черный, как ночь за окнами. Перья на хвосте лоснятся и отливают зеленым перламутром, бордово-черная корона налита кровью – птица косит яростным глазом, топорща перья на груди. Трехсантиметровые когти вцепились в деревяшку, впиваясь глубоко, как ножи.

Грэм протягивает руку к кормушке – к счастью, наполняемой снаружи – и петух молниеносно ударяет клювом о прутья. Был бы там палец – в мясо бы вонзился до кости.
Кажется, от птичьей злобы густеет воздух, но Уилла это не трогает – он насыпает зерен в кормушку, любуется несколько мгновений красивым, сильным зверем и уходит, аккуратно прикрывая за собой дверь и оставляя спальню во тьме.

Приготовления завершены, теперь остается ждать.
Он садится за стол и наливает в стакан бурбон – немного, буквально на два пальца, достаточно, чтобы согреться, но недостаточно, чтобы захотеть спать.
Электричество погасло еще днем, и Уилл прекрасно знает – бесполезно лезть к запасному генератору, до завтрашнего утра ничего не заработает.

В пустом животе разливается тепло, и только сейчас Уилл замечается, что его брови сошлись на переносице. Он касается холодной рукой своего лба, убирает отросшие волосы. Потому дышит на пальцы и смотрит на часы – уже, оказывается, перевалило за десять.

Время течет-бежит, Грэм чувствует себя будто на вокзале в зале ожидания. Обратный отсчет идет, стрелки движутся, пустеет стакан.
До кончиков замерзших пальцев растекается, наконец, тепло и Уилл устало закрывает глаза. Тишина не давит – она царит в маленькой комнате, укрывает весь дом. Не хватает потрескивания огня в камине, но это будет завтра. И огонь, и теплые бока собак, в которые можно утыкаться лицом и запускать пальцы в густую шкуру, и горячий ужин, и новая книга – все завтра.
Сегодня – керосиновая лампа и миска, полная кунжутных семян, тьма и тишина.

Уилл слышит тихий звук и мгновение медлит прежде, чем повернуть голову. Он медлит каждый раз, из года в год, все надеясь, что в этот раз это будет просто ветер или ночной зверек, шмыгающий по крыльцу в поисках пищи.

Они стоят вплотную к окнам, так близко, что стекла могли бы запотеть от их дыхания. Но окна остаются прозрачными, и Уилл видит, как светятся снулым оловянным блеском их глаза.
Они стоят, переминаясь, бестолково трогая рамы.

Эбигейл стоит ближе всех – рот приоткрыт, но рана на шее открыта еще шире. Губы еле шевелятся, черные, обметанные, а в борозде на горле что-то маслянисто блестит и трепещет. Маленькая серая ладошка лежит на стекле – меж пальцев скатались комья земли, ногти отошли и расслоились. Уилл кладет свою ладонь с другой стороны, и Эбигейл вяло поводит головой, и твердые пальцы выбивают неравномерную дробь.

Чуть поодаль стоят две высокие женские фигуры – Алана и Беверли.
Грэм никогда не видит лица Аланы, ее шея вывернута так, что лицо смотрит почти назад. Волосы блестят, облитые ледяным лунным светом, развеваются на ветру – когда проносится порыв, Уилл видит, как кожа на шее перекручена чудовищными багровыми складками. Руки Аланы висят вдоль тела, когда она шевелится, видно, что одна нога у нее гнётся в обратную сторону, и тонкий капрон колготок натягивается на торчащих белесых костях.

Беверли будто улыбается, кошачий рот приоткрывается, обнажая острые, как и у всех у них, белые зубы. Ее волосы не блестят, они припорошены инеем, который в прошлом году не смыл даже дождь. Она вся матовая, заледеневшая, и кожа ее выглядит серой, будто камень. Левая часть тела зыбка, по ней точно бежит рябь – и с порывами ветра она расслаивается на ломти одинаково толщины. Аккуратные срезы блестят перламутровыми внутренностями и снова собираются воедино, точно подогнанные друг к другу, так, что и не разглядишь, если б не тончайшие, будто прочерченные острой иглой темные полосы на коже.

Дальше, за крыльцом, виднеется черная тень – пошатываясь, она бродит возле сарая. Уилл не видит, но знает, что это Джек Кроуфорд. Почему-то к дому тот не приходит, бродит возле сарая с запертыми собаками. Царапается в двери, оставляя длинные борозды, которые Уилл каждый год закрашивает белой краской.

Царапают входную дверь – Уилл знает, что это Рэндалл Тир.
Самый быстрый из них, обретший в смерти то, о чем мечтал при жизни. Кости скрипят и трутся друг о друга, дробным перестуком голые костяные ребра проходятся по дверному косяку. Уилл заглядывает через окно – и странное создание, скелетированный зверь с человеческим лицом и мутными глазами, полными тоски, нелепо подпрыгивает, словно собака под хозяйской дверью. Когтистые лапы-руки рвут древесину, но холодный блеск ножа над дверью слепит и пугает.

Грэм закрывает глаза.
Тишина нарушена – они двигаются, переступают, Эбигейл мелко стучит в стекло растопыренной сведенной пятерней, Рэндалл Тир мечется по крыльцу на четвереньках, только кости глухо стучат о деревянный настил.
Господи, господи.

Уилл шепчет, зажмурившись – господи, господи, помилуй, спаси и сохрани. Он не верит в бога, но бормочет слова, словно мантру, и понимает вдруг, что все звуки стихли.
Три стука в дверь.
Грэм открывает глаза и кладет руку на дверную ручку.

Он всегда приходит вовремя, и с его приходом все утихают.
- Я могу войти, Уилл?
- Заходи, Ганнибал.

Только высокая фигура переступает порог жилища, как замершие снаружи тени обретают подвижность. До этого такие неповоротливые, неловкие, двигающиеся так обманчиво медленно, они в одно мгновенье взлетают на крыльцо безобразной, плотоядной толпой – лишь Джек Кроуфорд остается возле сарая с животными – но Уилл успевает раньше.

Он сбрасывает миску с маковым семенем на крыльцо, и голубые маковинки устилают все пространство до самых ступеней.
Толпа словно наталкивается на невидимую стену, замирает на мгновенье, и затем они покорно, вяло опускаются на пол.

Пальцы их не слушаются, маковые зернышки слишком малы, закатываются в щели – они собирают их, роняя обратно из непослушных ладоней, двигаясь медленно, толпясь и толкая друг друга на слишком тесном для них крыльце.
Уилл смотрит через стекло на копошение внизу – до рассвета не управятся, можно не волноваться.

Он поворачивается – Ганнибал стоит в центре комнаты.
Как и всегда, он безупречен. Уголки губ медленно приподнимаются в полуулыбке, он стягивает перчатки и расстегивает пальто.
Уилл садится за стол, Ганнибал устраивается напротив него.
- Добрый вечер, Уилл.
- Добрый вечер, доктор Лектер.

Ганнибал смотрит на него долгим взглядом. Глаза его чернее, чем обычно, свет керосиновой лампы тонет в них крохотными искорками.
- Ты постарел.
- А ты – нет, - Уилл машинально проводит рукой по волосам. На висках серебрится седина, белая прядь над высоким лбом расчерчивает челку.

Улыбка доктора Лектера не сходит с губ, он смотрит на Уилла так, как смотрят на сына, на дорогого друга, на любимого после долгой разлуки. Он протягивает руку, а Уилл, не сдержавшись, опускает голову в подставленную ладонь.
Холодно, будто лег щекой в снег.

Под пальцы попадает прядь волос, и доктор Лектер оглаживает ее. И еще до того, как пальцы сократятся, Уилл чувствует легчайшее, пойти нежное касание кончиков ногтей к коже – и отвечает молниеносным прикосновением железного ножа к чужому запястью.
Доктор Лектер отдергивает руку, словно ожегшись, и бросает темный взгляд исподлобья, но потом снова улыбается, и в его взгляде скользит гордость и любование, будто Уилл его ребенок, отличившийся на конкурсе талантов в начальной школе, а он - гордый родитель.

Грэм не выпускает ножа, он гладит рябиновую рукоять и смотрит, как огненная полоса постепенно сходит с запястья доктора Лектера.
- Я не знаю, о чем с тобой говорить, - почти жалобно произносит он. – У тебя ведь ничего не происходит.
- Как и у тебя, - Ганнибал склоняет голову, и огонек в лампе трепещет.
- Как и у меня… - эхом повторяет Уилл и переворачивает миску с кунжутными семенами.
И только тогда, когда Ганнибал с разочарованным стоном подается назад, он замечает, как же сократилось между ними расстояние.

Взгляд доктора Лектера мечется по столешнице – семена рассыпаны, черные перепутаны с белыми, усложняя задачу. Он понимает глаза на Уилла – и тот содрогается, невольно вспоминая свою мантру.
Господи, господи.

Грэм не знает, какая сила заставляет их подчиниться, не знает, почему, но тем не менее, правила работают.
Ганнибал опускает взгляд, и руки его на миг зависают над столом, словно над черно-белыми клавишами рояля. Или над шахматной доской – белые ходят первыми, и Ганнибал аккуратно подбирает несколько белых зёрнышек.
Его руки такие бледные, что темные потеки запекшейся крови под ногтями выглядят почти черными.

Уилл смотрит, как зернышки ловкими пальцами медленно собираются и сортируются. Он чувствует на себе чужой взгляд и поднимает голову. Доктор Лектер не смотрит на то, что он делает, каким-то чутьем отделяя семена – вместо этого он пристально рассматривает Грэма.

Тот молчит, железо в его руках наливается светом. Рукоять приятна наощупь, такое старое, доброе дерево, годами согреваемое солнцем и омываемое дождями. Баланс так выверен, что кажется поставь нож острием в стол – он будет стоять, будто свеча.
Уилл невольно любуется им, думает, как легко лезвие режет все, что угодно – хоть хлеб, хоть мясо. Будет совсем не больно, если сейчас взять покрепче за рукоять и всадить себе в горло, так, чтобы рассечь сонную артерию. Буквально пара минут, и больше руки доктора Лектера никогда не будут такими холодными, и Эбигейл не будет смотреть так хищно из-за стекла…

Грэм дергается от внезапной боли. Внезапно он понимает, что острие уже упирается ему в шею, и тонкая струйка крови бежит за ворот – он сам обеими руками направляет нож себе в горло.
Ганнибал смотрит на него во все глаза, смотрит жадно и пристально, почти голодно. Пальцы его застыли, ноздри чуть подрагивают от возбуждения и запаха горячей крови.
Уилл медленно отводит лезвие от своей шеи и с размаху втыкает его в столешницу – только зернышки с поверхности брызгают по углам.
Доктор Лектер отшатывается, а Грэм наклоняется вперед через стол.
- Твои фокусы на меня не действуют больше, - он смотрит прямо в распахнутые глаза.

Усаживаясь на место, Уилл утирает кровь и запахивает ворот плотнее, не желая искушать запахом.
- Когда-нибудь тебе надоест, Уилл, - подает голос Ганнибал.
Грэм почти успел забыть, насколько глубоко и бархатно тот может звучать. Если не присматриваться, то выглядит доктор Лектер почти нормально.
Только бледен чересчур, да розоватая пена застыла в уголках губ, но ее не видно, если не знать, куда смотреть.

- Может и надоест, - Грэм скрещивает руки перед собой на столе. Пожелай он, и смог бы потрогать чужие пальцы. – Но не сегодня.
И снова Ганнибал улыбается той самой улыбкой, полной гордости и нежности.
- Когда-нибудь ты пойдешь со мной.
- Не сегодня…

Ганнибал опускает голову и сосредотачивается на семенах. Островки кунжута постепенно растут, время идет – перевалило уже за час быка - а Уилл смотрит во все глаза и никак не может насмотреться.
Почему бы нет?
Почему не сегодня?..
Что изменится через год, через два? Ровным счетом ничего, разве что появится десяток другой мерзопакостных статеек от Фредди Лаундс, да выйдет ее очередная книжка.
Даже спустя только лет она умудряется выжимать из этой уже заплесневелой истории прибыль, умело раздувая у публики нездоровый интерес к Чесапикскому потрошителю, его жертвам и недальновидному полусумасшедшему агенту ФБР. Уже, кстати, бывшему агенту.

Почему же не сегодня?

Уилл Грэм чувствует, как режет глаза, будто швырнули в лицо горсть песка. Комната двоится и плывет, огонек в керосиновой лампе пляшет от сквозняка, и Грэм видит целую вереницу огней.
Его руки тянутся сами над столом – помочь Ганнибалу скорее разобрать, завершить ритуал сбора, а вместе с ним завершить и их ритуал, растянувшийся на несколько лет.
Он уже почти готов, но тут раздается пронзительный петушиный крик.

И словно ведро ледяной воды за шиворот. Его выбивает из водоворота беспросветной, смертельной тоски, снова комната обретает очертания. Уилл промаргивается от слез, вытирая их уголком рубашки и решительно поднимается из-за стола.
Ганнибал смотрит на него – даже сидя он умудряется смотреть сверху вниз.

- Тебе пора.
На крыльце слышится возня – мертвые встают, неловко переваливаясь. Крик петуха тревожит их – и снова Уилл не знает, какие механизмы задействованы, но система еще ни разу не дала сбой.
- Тебе пора, твоя свита уже ждет, - повторяет Грэм с нажимом.
Доктор Лектер нехотя поднимается из-за стола – зерна не рассортированы, и Уилл даже не хочет думать о том, что случилось бы, если бы Ганнибал успел до рассвета.
Тот не спеша застегивает пальто и натягивает перчатки, пряча свои окровавленные пальцы. Второй петушиный крик заставляет его на мгновение прижать руку к виску словно в приступе внезапной головной боли.

Уилл отходит к двери, не спуская глаз, и кладет пальцы на дверную ручку. За окнами уже небо из чернильного выцветает в синий, и звезды закрывают глаза – одна за одной.
Ганнибал идет за ним по его следам. Останавливается так близко, что Уилл чувствует холод – сейчас становится видно, что идеальный Ганнибал не так уж и идеален. Воротничок рубашки потемнел сероватой от плесени, а ткань пальто выглядит тяжелой, набравшейся мутной влаги.

Доктор Лектер не пахнет так, как пахнут мертвые – он вообще не пахнет ничем – и Уилла это удивляет снова, хотя так близко они оказываются не в первый раз. Ганнибал наклоняется, Грэм закрывает глаза, зная, что за этим последует.
- Когда-нибудь ты сам пойдешь за мной, - ледяные губы выдыхают земляной дух прямо в рот Уиллу. – Я буду ждать тебя.
Острые зубы прикусывать мякоть теплых губ, и Грэм жмурится сильнее, не в силах отвернуться. По щекам снова сбегают горячие слезинки, и чужие губы подбирают их холодными касаниями.

Петух кричит в третий раз, и его крик накладывается на звук захлопнувшейся двери.
Уилл обнимает себя руками и смотрит, как в сырые, туманные поля медленно уходит процессия мертвецов. Занимающийся серый дневной свет снимает с них плоть слоями, и Грэм рад тому, что с годами его зрение упало.

Ганнибал идет впереди, неторопливо и величественно, и место рядом с ним свободно.
Глядя на него растворяющуюся в тумане фигуру, Уилл снова начинает молиться.
Господи, господи, помилуй, спаси и сохрани.
Дай мне сил, господи, еще на один год, помоги мне, дай мне сил, господи, не уйти спустя год в туман рука об руку с мертвецом.

@темы: Hannibal

---

А ОН МЕНЯ ЦЕЛУЕТ
ГОВОРИТ ЧТО ЛЮБИТ
А Я ОХУЕВАЮ
Я ЕГО НЕ ЗНАЮ

КАЛИИИИИИ!11 ОСТАНОВИСЬ!111 НЕ ГОРИ БЕЗ МЕНЯ!111

@темы: Eyeshield 21

---

КОТИКИИИ!!11

С 6-го по 11-е октября буду в Москве! Днем буду тусоваться в районе ВДНХ, а вечерами совершенно свободен.
Кто хочет и может встретиццо?

---

отсмотрел щас кастинг для очередного рекламного ролика. понравилась одна актриса, утвердили. но у актрисы, как бы так сказать, там, где должна быть выпуклось в области груди, в общем там у нее впуклость. то есть нет сисек, это ежели прямо и без обиняков.
вместо сисек была куча оборочек, которая изначально и ввела в заблуждение.
а актрису-то уже того, утвердили.
что значит слово "утвердили" в моей работе? это значит протащили объект через миллион мнений специалистов и мировых экспертов в области всего. это значит, что сидишь, показываешь, рассказываешь, скрестил все, что скрещивается, молишься и радуешься, что почти согласовали, и тут мимо тебя пробегает какой-нибудь мудак, смотрит одним глазом и такой: "фееееее!"
и понимаешь, что труба. все хуйня, саша, давай по новой. то есть менять актрису не вариант.
ну так вот, сейчас сижу и думаю, как же мне написать режиссеру - интеллигентнейшему и приличному чуваку, кстати - что надо бы как-то сиськи актрисе увеличить. вату в пуш-ап или, я даже не знаю, бюстгальтер с турбоподдувом.
чернопопики, выползни... мне сорок лет, чем я занимаюсь. (с)

---

ну же, поговорите со мной кто-нибудь!
ask.fm/chloe_cadaverine

запись создана: 09.07.2014 в 19:31